Оборотни и вампиры

Годами позволяя народу плясать на кладбищах или заниматься любовью на месте бойни, поддерживая привычный культ смерти, Церковь приучила своих приверженцев к мерзкой демонстрации содержимого гробниц. Существование призраков, гуль и лемуров тоже казалось вполне естественным, и нет ничего особенно удивительного в том, что в XVIII веке вспыхнула настоящая эпидемия вампиризма. Нам могут возразить, что эта эпидемия развивалась у отсталых народов, среди суеверных людей, которых совершенно не коснулся ослепительный свет философии. Да, конечно, в Восточной Европе, откуда пошла эпидемия, царил полнейший обскурантизм; но разве во всем остальном мире этот свет разлился так уж широко и ярко? Постоянное возникновение случаев дьявольской одержимости; быстрое распространение сект и тайных обществ; реклама, какую делали алхимии и более или менее белой магии графа де Сен-Жермен, Месмера и Калиостро, позволяют нам утверждать обратное. В конце века два ловких шарлатана разъезжали по городам и селам, рассказывая всем и каждому, что могут воскрешать мертвых. Похоже, им платили бешеные деньги, лишь бы они согласились не делать этого. Даже судьи, заботясь о сохранении общественного спокойствия, выплачивали им некую компенсацию, а один из судей выдал им составленное по всем правилам свидетельство, подтверждающее их сверхъестественное могущество, — так ему не терпелось, чтобы они побыстрее убрались. Интересующая нас эпидемия, как пишет Моро де ла Сарт (Moreau de la Sarthe), занимает свое место среди других примеров в истории наиболее серьезных заблуждений человеческого ума и самых позорных слабостей человеческого духа («Fragments», 1812). Она очень напоминает психические эпидемии средневековья: процессии фанатиков; пляски Святого Витта; поиски тарантула или камней в голове; мнимое участие в шабашах и сатанинских оргиях. Люди XVIII века, того века, который «дрожал при мысли о том, что может проснуться в могиле» (доктор Локар), были далеко не так скептичны, рассудительны и умны, как нам постоянно твердили. Их доверчивость в отношении оккультизма, магии и чудесных исцелений осталась примерно такой же, как и в более ранние века. Неослабевающий интерес к потустороннему, желание заглянуть за последний предел были намного сильнее, чем нам обычно представляется. Как и в, средние века, многие ученые продолжали раз-Г мышлять над вопросом, что происходит с душами после смерти, как они перемещаются и каким' образом общаются между собой. К числу таких ученых принадлежал и Томас Барнет (Burnet), который в своем трактате «De statu mortuorum et resurgentium» утверждает, что души, пережившие тела и ожидающие Страшного Суда, остаются добрыми или злыми, какими были в миг, когда их настигла смерть. Продолжая это рассуждение, мы приходим к выводу, что некоторые лукавые души могут, соединившись с чужим телом, оживить его, как это делают вампиры.

Подобные суеверия, распространившиеся задолго до расцвета вампирической эпидемии, не должны нас удивлять. Разве мы не видим каждый день и сейчас, в эпоху использования атома и покорения межзвездных пространств, как люди кадят своим кумирам,или создают ассоциации, чтобы посылать миссионеров к атеистам или антропофагам?..

Так же, как психопатологические проявления средневековья, вампиризм (не перестающий нас удивлять — кино служит тому подтверждением) нашел мгновенный и колоссальный отклик. Книгопечатание подарило этому явлению подлинное научное распространение, которым питались грезы и фантазии романтизма. «С 1730 по 1735 год только и разговоров было, что о вампирах», — писал Вольтер, и многих до смерти пугали эти разговоры. На самом деле эта тема занимала умы и задолго до, и после указанных дат, и не только в Греции, где началась эпидемия, но во всей Центральной Европе и даже в Лотарингии, где родился Дом Августин Кальмет (Caimet), монах-бенедиктинец.

Упорно трудясь, он проник в темный смысл Священных оракулов, которых Господь нас удостоил;

Он сделал больше, он простодушно им поверил,

И, благодаря своим добродетелям, сделался достоин их услышать.

Перевод подстрочный. — Прим. пер.