— Сволочь, подонок, русская свинья! Где он подхватил эту обезьянью болезнь? — неслись проклятья в сторону двери. Майкл застыл и уставился на конверт с «компрой». Теперь фотографиями можно было скомпрометировать только бедную Сюзи перед родственниками и друзьями…
Как проходила воспитательная беседа Брокмана с двумя несостоявшимися вербовщиками, неизвестно. Но дней через десять в местной прессе прошло сообщение об откомандировании двух американских дипломатов — Майкла Зенчука и Джека Краммера («брата» Бориса) в США. Исчезла из магазина и Сюзанна.
После совещания Кобзев задержал Ветрова и сообщил ему о необходимости срочно выехать в Москву по делам службы.
— Это тот случай, когда сочетается полезное с приятным, служебное — с личным. Решите вопросы в Центре и повидаетесь с семейством. Пора их уже возвращать сюда, — посоветовал резидент.
«Неужели догадался, а может, ему сообщили коллеги из резидентуры КГБ? Не должны знать, всё было на уровне профессиональной конспирации. А там черт его знает, — подумал Николай. — А может, всё же стоит раскрыться перед начальником?»
Нет, ничего не сказал он Кобзеву, хотя уважал и доверял ему. А на следующий день он уже шагал по родной Москве.
«Идиоты, — размышлял он, — неужели они думали меня сломить открыточками? Свобода оплачивается очень дорого, но что поделаешь. Будут ещё переживания, но я свободен от казни себя за малодушие, за предательство. Провинился — да, бес попутал, но чист перед Родиной, коллегами. Эта стерва получила удовольствие, я тоже. Ох, долго они ещё будут проверяться, не доверяя анализам и диагнозам».
Единственное, что его угнетало, — это вина перед женой, но он успокаивал себя тем, что повел не так, как предатель и шпион Филатов, поднявший когда-то руки вверх перед аналогичными материалами.
«Каждому мужчине, в конце концов, должна встретиться помимо брака женщина, которая успокоит ноющую плоть. У женщины тоже может быть подобное. Весь смысл в тайности содеянного, — убаюкивал себя Николай не только им придуманной теорией. — Хоть она и подстава, однако женщина высшего класса по многим параметрам».
И всё же он решил себя в некоторой степени обезопасить. «Свяжусь-ка я с Николаем Семёновичем. Посоветуюсь, как вести себя дальше». Ветров позвонил Стороженко на квартиру. Договорились встретиться в одном из кабинетов главка.
— Здравия желаю, товарищ полковник!
— Здравствуй, здравствуй, тезка!
Он стал рассказывать подробности… Расхохотались, когда речь пошла о немой сцене янки на инсценировку со СПИДом.
— Ну, что я могу сказать? Правильно сделал, что пришел. Скрытность — прибежище слабых. Проступка твоего не одобряю, хотя по-мужски понимаю. Можно было уловить признаки «медовой ловушки», разгадать почерк цээрушников, — он в последнее время стал стереотипным. Наверное, не хотят думать. А Кобзеву надо было сказать. Передай ему привет от меня. Я напишу Григорию Петровичу письмецо. Хорошо, что командировка у тебя заканчивается. Всё равно в Белграде веди себя осторожно. Американцы могут мстить. Будь бдителен вдвойне, — высказывался Стороженко. Затем он стал подробно инструктировать, как себя вести в случае нового подхода со стороны американцев.
— Спасибо за совет и поддержку, Николай Семёнович, — в эти слова Ветров вложил искренность, потому что помнил, как перед отъездом еще в первую командировку в Венгрию беседовали с ним оперработник и Стороженко.
Именно тогда к чекистам в ГРУ у него появилось доверие. Это были совсем другие люди по сравнению с теми, которые Николаю встречались в войсках. К счастью, такими были единицы, но именно они ему и попадались, компрометируя деловых военных контрразведчиков. «За плечами этих работяг, — подумал Ветров, — полдесятка вскрытых за последние четыре года агентов иностранных разведок среди нашего брата. Не дай Бог, узнал бы мой особист в полку, — донёс бы командиру и замполиту».
Через неделю Ветров с семьёй улетел в Белград. Последние полгода прошли спокойно. Получил очередное звание — подполковник. Ветров все же доложил о «грехе» начальнику.
Кобзев пожурил подчиненного, однако информации наверх не направил, а если бы случилась «угечка», не видать бы Ветрову службы в центральном аппарате ГРУ, откомандировали бы в глухомань. Кобзев и Ветров закончили службу в генеральском чине. До сих пор, наверное, помнит свой «грех» Николай Иванович и улыбается, когда вспоминает пресные рожи американских вербовщиков, напуганных не столько «лимонкой», сколько чумой века.
Самое главное в этой истории то, что люди остались людьми и не навредили стране с перепуга. И такие люди служили в ГРУ.
Предатель помилован Ельциным
Жадность до денег, если она ненасытна, гораздо тягостней нужды, ибо чем больше растут желания, тем большие потребности они порождают.