– .. иначе бы зачем ты оказалась одна в комнате? Ты всех разогнала... умница.
– Да ну тебя! – Тими притворно надула губы.
– Ведь тебе нравится, когда я выхожу на связь? О чём. поговорить с тобой сегодня? Скажи, что ты хочешь услышать.
– Может, о... – начала было она, но Хадарк поднял. руку, жестом приказывая: «Молчи!»
– Я ещё не рассказывал, какая у меня спальня. Она огромная, представляешь? Это не ваши градские норы, где всем положено по восемнадцать квадратных аршин. У нас мерят в саженях. Спальня застелена ковром – он густой и пышный, он глушит шаги и щекочет босые ноги; ложе просторное, под балдахином, рядом тумбочки чёрного дерева и большое, от потолка до пола, зеркало. Тихо, сухо, тепло, и ни звука не слышно...
Взгляд Тими понемногу становится женским – глубоким, чуть отуманенным медвяной поволокой.
– Ты пройдёшь по ковру мелкими шажками, совсем беззвучно. Ты нежна, как топлёное масло... Когда ты будешь там со мной, я обниму тебя.
Тими помалкивала, ни словом не возражая, и всё глубже втягивалась в новую, манящую игру. Взгляд недавно расцветшей и ещё робкой полудевушки-полудевчонки был смущённым и понимающим, растерянным и лукавым.; в нём. смешались уходящая в никуда детская невинность и жадное желание стать взрослой.
Хадарку нравилась эта юная гражданка – изящно сложенная, чарующая прелестью развивающихся форм, с миленькой круглой мордашкой и озорными глазками, но не утратившая ещё подростковой хрупкости.
Где уж им, с их «нравственностью и порядком», услышать в Эрке такие речи... А в Чёрном городе знают толк в обольщении. И знают цену чистеньким, здоровым, образованным девицам. Такие жёны в пустыне за градским периметром – на вес керилена!А дети от них могут стать гражданами и учиться на всех трёх образовательных ступенях. Главное – пусть девка придёт к мужу сама.
– Знаешь, – осмелилась-таки противоречить Тими, – это неприлично!..