Оборотни: люди-волки

Но самым ярким примером образа оборотня-перевертыша мы обладаем, наверное, благодаря североамериканским культурам. Вера в оборотничество известна в Америке со времен древней цивилизации майя (250–900 гг. н. э.). В этой традиции представление об оборотнях близко граничит с идеей эйги эйнхамр скандинавов: легенда предполагает, что некоторые люди могут сбрасывать собственную кожу и надевать новую, для человека не характерную, как правило, принадлежавшую какому-либо животному. В Гватемале и Гондурасе такие люди до сих пор считаются могущественными чародеями, которые обычно используют свои сверхъестественные силы для того, чтобы вредить людям. Они известны под именем науаль и обычно принадлежат к женскому полу (свирепые женщины-оборотни, неизменно замышляющие зло против своих несчастных мужей, а порой и против их родственников, особенно когда принимают облик животного). Одним из любимых обличий науаля является форма огромной собаки или койота — это верование, возможно, является результатом того, что такие животные в изобилии водились в дикой местности. В индейском фольклоре как Северной, так и Южной Америки койот считается ловкачом и хитрецом, способным совратить людей с пути праведного, — что-то вроде лисицы в японских легендах — и поэтому неудивительно, что он является частым персонажем легенд о науале. В Мексике такие существа известны как нах'уахль или нагваль и, по легендам, испытывают особенную склонность к поеданию сыра и сексуальным сношениям с женщинами, когда находятся в теле пса или койота. Они также считаются неуязвимыми для железа и питают стойкое отвращение к человеческой одежде.

Североамериканские перевертыши

Благодаря верованиям североамериканских индейских племен мы можем ближе познакомиться с концепцией перемены облика между человеком и животным. Это представление известно целому ряду индейских племен, в том числе мохавкам (чья территория когда-то простиралась от северной части нынешнего штата Нью-Йорк до южного Квебека), у которых такие существа назывались лиммикин, или еналоши, а также сиу и апачам. Среди самых известных племен, где подобные верования были главной частью религиозных воззрений, — навахо, которые называли оборотней «ходящими в шкурах». Эту концепцию следует рассматривать в целостном контексте традиционного колдовства навахо как его составную часть. Слово из языка навахо, которым обозначались перевертыши — наалоши, или еналоши, — буквально означало «тот, кто ходит на четырех ногах», и это позволяет сделать вывод, что по крайней мере какой-то род трансформации, будь то физической или поведенческой, действительно имел место. «Ходящие в шкурах», по верованиям навахо, даже физически отличаются от остальных людей: главное отличие — в глазах, больших и светящихся даже при солнечном свете. Существует поверье, что при непосредственном зрительном контакте «ходящий в шкурах» способен втянуть душу жертвы в свое тело и «украсть ее кожу». Самым мудрым решением считалось всячески избегать такого контакта с любым человеком, подозреваемым в оборотничестве.

В некоторых версиях этих легенд также говорится, что у оборотней черные языки — еще один внешний признак их принадлежности к колдовству — и ядовитая слюна. Такие люди достигали статуса «ходящих в шкурах» путем нарушения какого-либо табу или прямого контакта со злыми или проказливыми духами благодаря своему сомнительному поведению. На гомосексуальность, например, в обществе навахо смотрели косо, и любой, кто практиковал подобные связи (даже тайно), несомненно, притягивал к себе темные силы и становился «ходящим в шкурах». Перевертыши принимали разнообразные обличья — совы, ворона, жука — но наиболее частым вариантом оказывался койот или волк. Оба, по мнению навахо, были хитрыми и злобными созданиями и часто изображались в легендах как враги рода людского.

В сознании индейцев оборотни обычно предстают в своем сверхъестественном обличье обнаженными, не считая отдельных предметов из звериной шкуры — например, обтягивающих штанов, наручей или плащей. По поверью, они не имеют гениталий, а кожа у них твердая, как камень, и непроницаемая для стрел и топоров. Когда они пребывают в своем животном облике, большая часть их человеческой памяти исчезает, и животные инстинкты берут верх, делая их жестокими и непредсказуемыми. Они также очень проворны, и их не под силу поймать даже самым опытным охотникам. Тем не менее, находясь в своей животной ипостаси, «ходящий в шкурах» неспособен полностью имитировать походку или повадки избранного животного, поскольку в сущности своей остается человеком. В других вариантах легенды, бытующей среди некоторых родов навахо, их разумность и злонамеренность от перемены облика только возрастают, и в животном обличье они способны даже читать мысли и выманивать своих жертв из безопасных убежищ, подделывая голоса и плач тех, кого эти люди любят.