Первое, что я сделала, после того, как решила вопрос с питьем и противоположным процессом - это налепила кирпичей, чуть их просушила, вынеся в центр колодца под палящие лучи, и принялась под самой наклонной стеной строить себе ложе, возвышающееся над глинистым дном ровно настолько, чтобы не спать в воде, если ночью опять пойдет дождь.
Время я отмечала, продавливая пальцем канавки на глиняной табличке, которую приспособилась хранить в изголовье “кровати”, в рукотворной нише. К четвертому дню заточения меня уже шатало от слабости, а держалась я на чистом упрямстве. И тут в проеме колодца, на фоне в очередной раз затянутого тучами неба вдруг замаячила чья-то голова.
- Живая, тварь? Смотри-ка... не сдохла.
Я настороженно забилась под самую стену и молчала. Изображала слабость и страх, хотя, если по-честному - не очень-то и изображала.
- Что, падаль, жрать, небось, хочешь? - продолжал глумиться неизвестный. Рассмотреть его лицо на фоне яркого неба я не могла, но голос на всякий случай запомнила. И косматые лохмы вокруг головы. - Велено тебя накормить перед тренировкой, да только шутт тебе жрачку нормальную на такую вошь переводить. Все одно от тебя никакой пользы. На, хватит с тебя!
И на дно колодца смачно шмякнулась... ворона. Крупная. Дохлая. Причем довольно давно, судя по запаху.
Наверху злорадно похихикали и голова исчезла.
Я в целом так оголодала, что могла и ворону сожрать, но устойчивый запашок падали меня останавливал. Таблеток от дизентерии в моем колодце нет...
Впрочем, долго мне размышлять не позволили. Наверху опять послушался шум, шаги, потом знакомый голос что-то сказал... а потом я зло заорала от боли и неожиданности.
Стоявший на краю колодца Марук хладнокровно жал на свой перекидывательный артефакт раз за разом, швыряя меня из одного облика в другой почти без передышки. Раз двадцать вывернул, сссука такая. А потом молча развернулся и ушел. Оставив меня обессиленно валяться на дне в человеческом теле. Типа тренировку провел, или наказал так? Хрен его знает...
Самое полезное, что я вынесла из этой пытки - это то, что моя сковородка, судя по всему, теперь всегда со мной, даже если в момент оборота я с ней не обжималась, и посудина лежала вообще у другой стены. Там она исчезла, а когда меня перекинуло обратно из медоедки в человечку - уже была у меня под боком. Это, блин, больнее, но полезнее! Наверняка, кстати, меня в зиндан когда зафигачили - я была в зверином теле, а потом тюремщики вылезли и перекинули меня в человека артефактом. Не обратив внимания на дополнительную запчасть.
В животе зверски забурлило, и запах тухлой вороны вдруг показался мне не таким уж противным. С трудом встав на четвереньки, я отползла к стене и свернулась клубочком... блин, лучше бы я зверюгой тут сидела. Но, похоже, тюремщики решили, что теплая шкура - слишком большой комфорт для арестантки.
А вот собственно... почему это так сложно?
То есть, это вообще дурдом и сбоку бантик для моего прежнего мира - превращаться в африканского барсука с помощью колдовской железяки. Но это уже факт. И я видела, что здешние умеют превращаться сами, по своему желанию. Значит...
Самостоятельный оборот - хочу!
Только как же эта зараза делается?! Одно воспоминание о боли, и тело противится. Не просто противится! Нутро восстаёт. И делать, что мне надо, отказывается. Как будто руль над телом перехватили. Тьфу! Или это инстинкт самосохранения обострившийся палки в колёса вставляет?
Хрен ему, этому инстинкту. Инстинкт вообще жрать хочет сейчас больше, чем даже не болеть. А значит...
Сосредотачиваемся и вспоминаем, как это было. Да, погано, да, больно. Но НАДО! Я упорная. Я смогу.
Если вы думаете, что такая крутая я одной силой желания за полчаса освоила оборот - так фигушки. Сначала ни к черту не получалось сосредоточиться. Потом...
Потом я чуть не сдохла, когда, маму-иху звериную, у меня таки начало что-то получаться. Потому что это было в разы больнее, чем при помощи артефакта, медленнее и... короче, я в какой-то момент застряла посреди оборота и реально сама не знаю, каким чудом не рехнулась.
Когда боль в очередной раз отступила, я обнаружила себя валяющейся в грязи... мохнатой медоедьей тушей. У меня... получилось?!
Сил радоваться уже не было. Зато тухлая ворона в метре от меня пахла... восхитительно! Тонко, с изысканными нотками самой высокой кухни...
Медоеды едят все, в том числе и падаль, вспомнила я, подползая к птичьему трупу. У них в желудке такая адская смесь кислот, что можно вообще недельную зомби сожрать, и ни одна бактерия живой не уйдет. А значит...
Что значит - я додумать не успела. До вороны доползла. Аааарррр!!!!
Короче от несчастной птицы даже перьев не осталось. Я неуверенно встала на все четыре лапы, шатнулась. Задрала голову и посмотрела на светлеющее небо - куда делся остаток прошлого дня и ночь, я как-то провафлила. В животе сыто рыкнуло. Я задумчиво почесала спину задней лапой и пошла... рыть еще одну нору. Медоедскими-то когтями сковородной крепости это куда как сподручнее, чем голыми руками!