Оборотни тоже смертны

– Какая разница! Устроим засаду. Рано или поздно они вернутся, – предположил Макаров.

– Может, вернутся, а может, и нет. К тому же сколько они еще гадостей наделают!

– А что делать будем?

– Черт его знает. Слушай, мы все равно ничего не теряем. Уж разведывать местность – так до конца. Надо нанести визит этому старосте в Козловичну. Тут километров семь. Если он и в самом деле нам сочувствует, будет у нас помощник.

* * *

С темнотой партизаны без проблем достигли деревни и прокрались по задам к нужному дому. Мельников осторожно заглянул в окно. Он увидел мужчину, сидящего за столом и пишущего что-то на листе бумаги. Больше никого в хате не было.

Без лишнего шума разведчики вошли. Хозяин поднял голову.

– Вы Юрий Еременко? Староста?

– Я… А вы кто?

– Да вот, поговорить зашли.

Макаров откинул капюшон своего комбинезона – и стала видна пилотка со звездой.

Еремин выдавил улыбку.

– Расстреливать меня пришли?

– Пока не собираемся, – хмыкнул Мельников. – А поговорить нужно. Мы разведчики партизанского соединения имени Котовского. Может, уже дошли до вас слухи о нашем приходе? Нам про вас рассказал один человек, который тут скрывался. Он говорит, вы знали, что он скрывается в деревне, – и не выдали.

– Да, знал. И следил, чтобы полицаи его не нашли.

– Почему?

– А что ж мне его было, немцам выдавать?

– Почему нет, раз у вас такая работа?

– А если я скажу, что не люблю немцев?

– Почему тогда им служите?

– Меня попросили местные жители. Я работал до войны землемером. Когда пришли немцы, они меня продвинули в старосты.

– Почему именно вас?

– Были у меня нелады с советской властью. Колхозы мне не нравились. Посадить не посадили, но в НКВД потаскали.

– А теперь?

– Что теперь? Немцы-то обещали колхозы распустить, а не распустили. Обещали раздать обратно землю – не раздали. Но разве в колхозах дело? Я ведь думал как? Буду по мере сил защищать своих деревенских от немецкого произвола. Хоть что-нибудь, да сделаю. Но только понятно, что ничего из этого не вышло, да и выйти не могло. У немцев ведь отлаженная система грабежа! От нас-то, своих помощников, они особо и не скрывают, что чем больше умрет белорусов, тем им будет лучше. То есть немцы – господа, белорусы – рабы, а мы – кто-то вроде надсмотрщиков. А что делать? Уйти – так у немцев по собственному желанию увольняются лишь на небеса. Да и не по собственному. В Лушнево староста запивал, срывал им их хозяйственные мероприятия – его немцы и расстреляли. В партизаны? Кто ж мне поверит. Да и не было тут партизан. То есть были какие-то отряды в сорок первом – так они таких, как я, расстреливали, не задавая никаких вопросов. («Мы б тебя в сорок первом встретили, тоже бы расстреляли», – подумал про себя Сергей.) Так что теперь я жду – то ли партизаны поставят меня к стенке, то ли немцы.

– А что так?

– У них мода пошла в последнее время – расстреливать старост. По поводу и без повода. Для острастки, наверное.

– Как говорит наш доктор, тяжелый случай, – покачал головой Мельников. – Но выход есть из любого положения. Помогать партизанам хотите? Сейчас мы не такие злые, мы прощаем людей, которые одумались. Даже полицаев иногда.

– Пожалуй, а то и в самом деле уже совсем тошно. А что делать?

– Для начала… Что вы знаете о банде Чигиря?

– Эти якобы красные партизаны? Да это ж бандиты! А теперь еще и немецкие агенты.

– Вот как! Выходит, все об этом знают, – хмыкнул Макаров.

– Не все. Но я по должности обязан знать. Мне доставили секретное письмо. Деревня большая. И полицаи у меня – украинцы. Националисты. Они для немцев надежнее местных. Наши-то, местные, по своей воле в бой не полезут, если их немцы не погонят. У них куража нет. Да и к чему им головы класть? А эти украинцы – дело другое. У них к москалям большая злоба. Они ведь до сих пор всех партизан называют «парашютистами». Дескать, это забрасывают диверсантов из Москвы. Вот меня и предупредили, чтобы я сдуру против Чигиря воевать не полез бы. Мало ли, вдруг узнаю, что они где-нибудь неподалеку, захочу выслужиться перед немцами – и двину своих людей.

И вдруг Мельникова осенила идея.

– А полицаи знают правду про Чигиря? Или, может, догадываются?

– Не думаю. Я слышал их разговоры. Я ж говорю: многие из них – убежденные враги советской власти. Так что «большевисткие зверства» они воспринимают как нечто само собой разумеющееся. Только сегодня Прокопенко, их командир, спрашивал меня, почему мы не идем на партизан. Он-то, кроме всего прочего, очень хочет сделать карьеру.

– Ха, видимо, он никогда не видел настоящих партизан, – пробормотал Мельников. – Ага, понял! Мы как раз на партизан и пойдем!

Мельников полез в свой рюкзак и извлек оттуда небольшой сверток. Там оказалась немецкая пилотка, нацистская кокарда, лейтенантские погоны и повязка с надписью «Schutzmannschaft».

– Вот, ношу с собой в разведку на всякий случай. Запас не тяготит, а иногда сильно выручает. Гриша, снимай пилотку, надевай немецкую, цепляй повязку… А я пока погончики пришпандорю.

– На камуфляжных куртках немцы вроде погоны не носят. Так нас в Москве учили, по крайней мере, – усомнился Григорий.