Оборотни тоже смертны

– Говорили, что русские – исконные враги поляков. Что бандиты специально провоцируют репрессии против мирного населения. Предложили денег – десять тысяч остмарок – и, как у них положено, соль, керосин, водку… К тому же дали понять: отказ будет расценен как проявление нелояльности к немецким властям. А от «нелояльности» до концлагеря – путь короткий. Но я сказал себе: Станислав, ты хотел оставаться в стороне, ты считал, что это не твоя война. Но теперь ты, что ж, должен стать на сторону этих палачей? Я ведь дружу с железнодорожниками, я слыхал от них о еврейском гетто в Березе, что там творят немцы. Да и не верю я, что немцы победят. Если уж пришлось становиться на чью-то сторону, пусть это будет ваша сторона. Так я сделал вид, что согласился. Мне это было нетрудно – я просто вспомнил все, что говорил в начале войны. И на жадность тоже упирал. Долго торговался, выговаривая себе прибавку в пять тысяч. В общем, сошлись на двенадцати.

– С вами беседовало гестапо?

– Нет, я даже не знаю, как называется эта их контора. Что-то тайное. Майор Дикс…

– Он же вроде служит в Зельве?

– Все-то вы знаете. Но это не совсем так. Он, как это назвать по-русски… В общем, связан с обслуживанием автотранспорта. Ремонт, запасные части… Поэтому много ездит по окрестностям. Я его знал и до этого, ведь у нас в депо ремонтируются не только паровозы и вагоны, но и немецкие машины.

– Расскажите о нем поподробнее.

– Вы знаете, пан офицер, по нему, ну, никак невозможно было сказать, что он работает в какой-то секретной службе. Он более всего похож на штатского человека, которого призвали на службу, – вот он и служит. Куда деваться? Да ведь и работа его – чинить автомашины, не воевать. Какая разница, в погонах человек или же штатский? Всегда разговаривает очень вежливо. Нет в нем этой надменности немцев. Понимаете, большинство из них ведет так, будто они паны, а все остальные – хлопы[32]. А он – нет. Великолепно владеет русским, я говорю по-русски хуже его. Прилично говорит по-польски. И… Мне кажется, что он не немец. Или долго жил в России. Но он из тех, из старых…

– То есть?

– Он похож на тех образованных русских, которые были тут до революции. Да и после революции они тут были. Те, кто воевал против вас. Когда ваши снова пришли – это были уже несколько иные люди.

– Белый, что ли? – подал из угла голос Мельников.

– Вы знаете, я об этом не думал, но может быть… Да, станцию охраняет рота, состоящая из русских. Есть там один офицер, обер-лейтенант Мильке. Ходят слухи, он воевал на стороне Юденича. Что-то общее у них с Диксом есть.

– Интересно все получается, – подвел итог Сухих.

– Пан офицер, а что теперь вы со мной сделаете?

– А ничего. Паровозов у нас в соединении нет, но хорошему мастеру дело найдется. А данное вам задание надо выполнять… Где, вы говорите, тайник?

– Товарищ старший лейтенант, я знаю, где, – вмешался Макаров. – Мне ребята из отряда Лавриновича это дерево показывали. В самом деле, очень приметное. Я вот сосен в Карелии насмотрелся, но таких не видал. Ее и прозвали – Дуб-сосна.

– Точно! Очень правильно, – подтвердил поляк.

– А кто должен оттуда забирать?

– Вот чего не знаю, того не знаю…

– Что ж, сейчас связь и установите. Макаров! Гони в санитарный взвод, разыщи Горбунову, обеспечь ей ненавязчивую встречу с паном.

* * *

К этому времени девушка уже вполне дозрела. После нескольких бесед с особистом она была готова включиться в игру. Впрочем, выбора у нее не было. Для конспирации ее определили в медицинскую часть. Разумеется, за ней кое-кто присматривал. Но Горбунова, судя по всему, не стремилась рвануть назад к немцам. Впрочем, Сухих объяснил ей между делом, что загнанных лошадей пристреливают, а провалившихся одноразовых агентов вроде нее немцы ликвидируют, выпотрошив из них всю информацию. И тут он ничуть не врал. Кому она была бы нужна в ГФП, явившись с рассказом, что вырвалась из партизанского плена?

А дальше все было просто. Девушка написала донесение. Поскольку в отряде могли быть и другие агенты, ее нынешнюю должность указали правильно. Но, кроме того, Елена сообщила, что завязала роман с человеком из особого отдела. Конспирация так конспирация – Мельникову пришлось «крутить любовь» с девицей. Они часто появлялись вместе в обнимку, иногда целовались. Впрочем, Мельников ничего против такой конспирации не имел. Девица вроде тоже. Потому как она давала понять, что готова продолжить «конспирироваться» и в более серьезном ключе. Но это уже было как-то слишком.

Пара донесений содержала не слишком значительные правдивые подробности деятельности отряда.

В очередной записке Горбунова указывала, что вся медицинская часть приведена в состояние полной готовности. Врачи и санитары говорят, что готовится большая операция.

Записку Станислав отнес к Дуб-сосне. В тот же день Мельников, ведший скрытное наблюдение за тайником, обнаружил жителя деревни Ласки, который эту записку забрал. (Вот ведь сволочь Чигирь, после его подвигов с немецкими агентами в этой деревне явно все будет хорошо.)