Оборотный город. Трилогия

— Ложись! — не своим голосом взвыл я, силой опрокидывая упырей носом в щебень. И вовремя: первый выстрел картечными шариками из старинного дробовика просвистел над нами, как рой обозлённых пчёл, не догнавших жулика-медведя!

— Смазал, бес, — выплюнув пару камушков, прокомментировал Шлёма. — А чё ты, хорунжий, нас повалил, он же тока в тебя целился?

— Знаю, но там не пуля, а крупная дробь, охват выстрела россыпью на два-три шага в стороны. Могло и зацепить…

— Благодарствуем, — тепло признали оба. — Не зацепило, тока морды щебнем покорябало. Ну да то мелочь несерьёзная… Пошли, что ль?

Я поднял голову и присмотрелся. Не дойдём, бес наверняка успеет перезарядить и пальнёт уже в упор. Что же делать?

— Поползём, — решил я.

— Это как?

— По-пластунски. Рассыпься по углам и делай как я.

Упыри понятливо кивнули, откатившись вправо и влево. Я поправил папаху, распластался по земле, как лягушка под быком, и, вихляясь словно уж вправо-влево, пополз вперёд. Через минуту сообразил, что характерного шороха рядом не слышно, скосил глаза и тихо ахнул про себя. Моня и Шлёма ползли по вертикальным стенам, цепко держась когтями рук и ног! Тьфу ты, ещё в страшном сне такое приснится… Глаза горят, уши торчком, клыки хищно оскалены, как у двух уродливых кошек, подкрадывающихся к храброму воробышку с древним охотничьим дробовиком!

А вот охранничек, кстати, занервничал, мне было видно, как он беспокойно высовывал рогатую башку из маленького окопчика под аркой, лихорадочно работая шомполом и явно не зная, как же в нас теперь стрелять. Учись, служивый, сейчас мы тебе тут пластунскую школу продемонстрируем…

— Братцы, — по привычке предупредил я неизвестно кого (ибо какие ж мне кровососы братцы?), — как только пальнёт — бросайтесь скопом! Но не убивать охранника, придушите слегка и ружьё выкиньте подальше.

— Слушаимси, вашвысокобродь! — дружно раздалось справа и слева.

Бес выставил ствол, неуверенно выбирая из нас самую желаемую мишень. Угадайте, на ком он в конце концов определился? Правильно! А мне и гадать не пришлось…

— Не спеши стрелять, служивый, дай хоть слово сказать. — Я встал, выпрямился во весь рост и безбоязненно шагнул вперёд.

— Ща шмальну, казачок! — честно предупредил охранник.

Я поднял обе руки вверх, показывая свои мирные намерения, хотя прекрасно знал, что бесу оно без особой разницы. По-видимому, мечта укокошить хорунжего передаётся у них по цепочке от одного к другому специальным приказом при выходе на дежурство. И повторяется себе под пятачок в течение дня раз двести — триста, как буддистская мантра у калмыков…

— Я к Хозяйке, по делу.

— Да знаем мы ваши дела-а…

Притворно смутившись, я опустил взгляд, носком сапога меланхолично сгребая щебень в кучку.

— Но Хозяйка от меня чего-то хочет, иначе бы не звала.

— Да знаем мы, чего она от тебя хоче-эт…

— Интересно, куда она засунет тебе твоё же ружьё, когда узнает, что меня тут задержали?

— Да знаем мы, куда она мне его засуне-эт… Чего?! Ты кому тут хамишь, морда усатая?!! — Бес вскинул свой дробовик к плечу, и в тот же миг я с размаху ударил ногой по кучке собранного щебня. Пыль и мелкие камушки взмыли в воздух, я рухнул плашмя, и выстрел вновь ушёл в «молоко».

— Гаси беса!

На мстительного охранника с двух сторон метнулись две серые фигуры. Отбиться прикладом он не успел, Моня и Шлёма связали руки героя ему за спиной его же хвостом.

А ведь хорошо справились, кстати. Быстро учатся, похвалить, что ли…

— Доволен, хорунжий? — широко осклабились оба упыря, демонстрируя мне надутого от обиды бесюгана.

— Любо, — не сдержался я. Парни от удовольствия покраснели так, словно мой дядя-генерал только что облобызал их перед всем строем. — Ну что ж, передадим ослушника Хозяйке или сами ему эту штуковину широкодульную куда надо засунем?

— А чё, можем чуток позверствовать…

— Да уж лучше позверствуйте, — падая на костистые коленки, взмолился бес. — А тока к Хозяйке не ведите, та убьёт не глядя! Бери ружьё, Иловайский, суй куда надо, уж лучше твоей рукой, здесь и сейчас, чем…

— Да тьфу, пропасть, — вспыхнул я. — Уж и пошутить нельзя! Сам служу, что такое долг, знаю, часового без дела не обижу. В спину будешь стрелять?

— Буду, — честно вздохнул охранник, врут бесы плохо. — Раз есть ружьё, как не шмальнуть? Хотя… могу промазать.

— И на том спасибо, — кивнул я. — Отпустите его.

— Чё? — недопонял Шлёма, эмоционально отвешивая пленнику подзатыльник. — Да ты умом тронулся, хорунжий? Мы ить и на два шага не отойдём, как он нас промеж лопаток свинцовой крупой нашпигует!

— А может, и нет, — рассудительно пробормотал Моня, бегло обыскивая свободной рукой потёртый мундирчик беса. Тот хихикал, ругался, выкручивался, верещал как от щекотки, но тем не менее пули у него в кармане мы нашли и, отобрав, щедро рассыпали по округе. Теперь если и захочет выстрелить, то только холостым, а картечины по щебню до вечера собирать можно…