Оборотный город. Трилогия

— А чё, и буду! — возмущённо вскинулся упырь, блестя мокрыми глазами. — Монька добрый был, сердцем мягкий, поди, и мясо нежное получится. Слезами обливаться буду, а как же не жрать-то?! Традиция-с… Сами-то небось в церкви плоть и кровь Христову трескаете. А чё нам, другом верным закусить западло?!

— Ты чего с кем сейчас сравнил, морда твоя небритая, харя недобитая?!! Да я ж тебя собственными руками понесу до уборной, ткну туда башкой вздорной…

— Прохор, найди мне сбежавшего чиновника, — попросил я, встревая между ними, пока дело не дошло до драки с летальным концом. — Шлёма, веди давай. Времени у меня мало, поэтому двигаем самой короткой дорогой.

— Переоделся бы сначала, — пробурчал мой денщик, щупая меня за рукав. — Малость просох, но на ветру просквозит, ровно Мурзика в марте. Будешь потом, как и он, мяучить, что женихалку проветривал да передержал, она и скрючилась…

— Прохор!

— Чего? Я ж не о тебе сейчас думал, твоё ты благородие, а о Катеньке твоей ненаглядной сострадал. На кой леший ты ей отмороженный сдался…

Пришлось плюнуть, стиснуть зубы и пойти переодеться. Благо сухая рубаха да шаровары у нас в полку почти у каждого казака в припасе есть. В походе не дома, если сам растыка, никто о тебе заботиться не обязан. А старшие офицеры, да и любой, кто чином выше, вправе хоть на улице, хоть где остановить неряху да отругать без церемоний. Могут и потребовать, чтоб сапог снял, ногу босую показал, чиста ли, не в мозолях, не в грибках поганых? И не поспоришь ведь: случись война, один такой болезный может весь полк паршой заразить, а сие дело недопустимое! Это когда солдаты царские в походе, они поперёд всего кухню ставят — кто не сыт, тот не воин. А у нас, у казаков, поперёд всего и всякого банька ставится! Нам же первыми помирать, вот и надо, чтоб и рубаха завсегда чистая, и тело тоже. Не ровён час, призовёт к себе Господь, а у тебя ногти грязные, стыдобища-то какая…

— Нагайку взял?

— Взял.

— Со свинцом?

— Да. Ещё когда пулю вшил, не сомневайся.

— Саблю возьми.

— Прохор, ты мне ещё пику всучи и два ружья заряженных, — не выдержал я, пока он, не спрашивая разрешения, надевал на меня ремень с дедовской саблей. — Там войны-то на пять минут, а ты меня словно в поход на Турцию готовишь, Стамбул в Константинополь переименовывать!

— Да будь моя воля, я б тебе, паря, пожалуй, и пушку под мышку дал, — не особо прислушиваясь к моим протестам, буркнул старый казак. — Не на свиданку идёшь, а в бою лишней пули не бывает, всякая свою дорогу найдёт.

— Дядя Прохор, а мне дашь чего? — с надеждой всунулся лысый упырь.

— По мозгам дам! Не лезь под руку, ещё забуду что… А, вот, нож ещё засапожный возьми, вдруг пригодится…

По неясному наитию против короткого ножа в простых кожаных ножнах я спорить не стал, сунув его поглубже за голенище.

— Вот и ладно, хлопчики. — Денщик мой быстро перекрестил нас, отчего Шлёма едва не рухнул в обморок, и толкнул взашей. — Ну дак пошли, чё встали? Али устали? Али делать нечего, только б трескать печево, глазами лупать да девок щупать?! А ну марш на службу, спасать упырью дружбу!

Я подхватил всё ещё слегка покачивающегося Шлёму и повёл к воротам…

— Слышь, Иловайский, а чё, няньке твоей бородатой сболтнул кто про уборную?

Я вопросительно изогнул бровь.

— Дык уборная же, — попытался напомнить Шлёма, видимо абсолютно уверенный, что я тоже в курсе, да подзабыл. — Говорю те, так скорей всего будет.

— Через уборную?

— Ну дык!

— В смысле через вон ту? — для полноты картинки уточнил я, ничему такому особенно не удивляясь.

На задней стороне двора, за конюшней, стояло кособокое новомодное сооружение, типа сортир французский. Саму идею такого «домика» на Руси знали давно, а вот «архитектурный дизайн» скорее был устроен по немецкому образцу, хотя название всё ж таки прижилось французское. Конкретно вот этот сортир ставили наши казачки-плотники в числе ещё десяти штук на нужды полка. Не слишком много, ну да вроде и не у всех сразу диарея, верно? Интересно только, каким образом мы попадём в Оборотный город, ведь не нырять же в…

— Ну чё, кто первым нырнёт? — Упырь гостеприимно распахнул передо мной засиженную мухами дверь.

Я пристально посмотрел в его бесстыжие гляделки и качнул чубом — ты первый и будешь.

Шлёма ухмыльнулся:

— Недоверчивый вы народ, казаки, чё хвост поджал-то? Не боись, выпрыгнешь на той стороне и пахнуть не будешь.

— Всё равно ты первый.

Он легко отодрал две доски с пола, увеличивая дыру до своих размеров, подмигнул мне и, не разбегаясь, сиганул в зловонную жижу башкой вниз, только хлюпнуло. Я успел отпрыгнуть в сторону, увернувшись от брызг. Постоял, подождал, не выпрыгнет ли мой проводник обратно? Не выпрыгнул. Будем надеяться, что это действительно очередной проход под землю.