Оборотный город. Трилогия

— Да что случилось-то? — продолжал допытываться я, хотя он уже вовсю тащил меня за рукав по узким ступенькам винтовой лестницы вниз.

— Из-за Ефросиньи всё, да… Я им кровавую месть объявляю! Павлушечка — бозишвили! Сукин сын! Вдовец — маймуно виришвили! Обезьяний сын! Слушай, как жить с такими нэчестными людьми, а?!

В общем, он ещё много чего говорил, нёс всякую эмоциональную пургу, всех обвинял, всё проклинал, но в конце концов мне удалось выдавить из него главное: коварная бабка Фрося объявила, что готова сожительствовать незаконным браком со всеми тремя претендентами — отцом Григорием, Павлушечкой и Вдовцом. Традиции Оборотного города это только одобряли. Но вот порядок сожительства определялся вольным жребием, а вся троица женихов в этом плане ни одному жеребьёвщику справедливо не доверяла. Павлушечка мог подкупить кого угодно свежим мясом, Вдовец — упоить вусмерть (в буквальном смысле), отец Григорий мог безвозвратно отлучить от церкви, проклясть во время проповеди, а то и того хуже — перекрестить. Доверить бросить жребий самой бабке Фросе тем более никто не согласился бы: она женщина и лицо заинтересованное. Ситуация складывалась патовая…

— Слушай, так срочно нужен жеребьёвщик, панимаешь, да? Чэстный такой, да! Панимаешь меня? Ты же чэстный, э? И мой кунак. Почти брат. Старший. Я тебе шашку дал поносить. Это я так, напоминаю на всякий случай, вдруг забыл…

— Да понял я всё. Ты мне лучше скажи: почему все пути в Оборотный перекрыли?

— Ва-а-ах! Так ведь праздник большой! Чито, чито-маргарито, э!

Отец Григорий вёл меня по массивным каменным ступеням вниз. Дорога была долгой, я потребовал деталей и подробностей, но поскольку грузинский батюшка был болтлив, как курица на сносях, то его рассказ будет проще передать в сильно сокращённом варианте.

Раз в году под землёй, в Оборотном, торжественно празднуется «день города». Устраивается грандиозное народное гулянье, пиво-водка-самогон льются рекой вдоль улиц, на один день одобряются и разрешаются все походы «налево-направо». И вообще, поощряются все возможные грехи и единственным законом праздника объявляется полное беззаконие! Скучать никому не приходится, любое уклонение от празднования считается преступлением и карается без жалости на главной площади под вопли воодушевлённого праведным гневом народонаселения. И это тоже является частью общих развлечений, потому что казнят повешением на подтяжках, а сие смешно…

Но самое главное, что на это время гостей в Оборотный город не пускают. Все, кто хотел попасть на праздник, резервировали себе места заранее, подбирали отели и гостиницы, брали комнаты внаём и честно гудели с коренными жителями. Бывало, что одного дня оказывалось недостаточно, тогда, по отдельному распоряжению Хозяйки, гуляли ещё пару суток. Это нормально. У нас, казаков, такое тоже иногда бывает: загуляет станица — и на неделю дым коромыслом! Враги в такие дни и близко к нашим рубежам сунуться боятся — там же одни бабы трезвые, а значит, злые-е-е…

Мы наконец-то вышли в широкий коридор, откуда было уже рукой подать до старой доброй арки. Сейчас высунется типовой бес-охранник, росточком не выше колена и самомнением с корабельную сосну, достанет какую-нибудь допотопную пукалку и будет в нас стрелять.

— С-с-стой! Стр…лять буду!

Ну вот, что я вам говорил.

— А м-может, и не буду… хи! — Из-за арки танцующей походкой вышел никакущий бес, даже не потрудившийся нарядиться в личину. В грязных лапках у него была большущая хлопушка, из которых в городах на Рождество конфетти сыплют.

Охранник подмигнул отцу Григорию и счастливо распахнул мне объятия:

— Ба-а! Кого я вижу? Иловайски-и-ий!

— Да он пьян, — поразился я, не веря своим глазам. — Кто ему позволил пить на посту?!

— Все такие, э… — заступился нечистый батюшка. — Я тебе гаварил, да, праздник идёт! Гостей нэт, всё закрыто, зачем охранять? Гулять нада! Эй, маленький бичо, иди сюда, я тебя пацелую!

Бес радостно прыгнул на руки к отцу Григорию, прижался к его груди, как младенец, а тот погладил его меж рогов и смачно чмокнул прямо в губы. Меня аж передёрнуло…

— Иловайский, иди к нам… хи! Мы тя тоже… ик!.. поцелуем!

— Только рискни…

— Вай, дарагой, зачем так напрягся? Зачем шашку за рукоять трогаешь? Расслабься, э…

— Нет уж, это вы тут можете расслабляться сколько душе угодно, а у меня на сегодня и другие дела есть. — Я сурово насупил брови, слева обходя обнимающуюся парочку.

— Ты чего? Ты не злись… Чё ты? — примиряющее забормотал бес. — Хочешь, хлопушку подарю? Бери, не-не-не жалко! Праздник же!

Продолжая хмуриться, я всё же взял у него из лапок цветной бумажный цилиндр с верёвочкой. Мало ли, вдруг где пригодится? К примеру, дядю из бани встретить или над кофием ему же пальнуть…

— Генацвале, ты без меня нэ хади, ты со мной хади! — опомнился горбоносый претендент на руку бабы Фроси. — Мине жеребьёвщик нужен, и честный, нэ забыл, да?

Я кивнул — забудешь с ними, как же. Но, с другого-то боку, жребий бросить штука нехитрая, что ж мне, жалко, что ли? Если б я только знал на тот момент, как именно принято кидать жребий в Оборотном городе…