Обороты

Резко качнув головой, принц брезгливо поджал губы, рассматривая толпу. Даже среди этой мешанины пестрые наряды кшерхов выделялись, точно горящие угольки на фоне пепла. Их было немного, но принцу казалось, что они везде.

Где-то бродяги плясали, где-то играли на своих диких инструментах и, что по-настоящему поражало принца, на них с удовольствием смотрели, их слушали! Он не мог с точностью определить, были ли среди кшерхов на площади женщины, но знал, что наверняка были. Эти безумцы ставили их на одну планку с мужчинами!

Губ юноши вновь коснулась все та же брезгливая усмешка.

– Женщина – равная… Что за дикий народец, – негромко пробормотал он.

Уверенный, что нарушить покой наследника престола не рискнет никто, Ошер полностью отдался созерцанию толпы и не заметил, что уже давно не один на балконе.

– Ошибаетесь, принц. Кшерхи мало похожи на нас, а их женщины мало похожи на здешних.

Мягкий и сладкий, точно мед диких пчел, голос вынудил принца резко развернуться. Слишком резко. Край плаща попал под сапог и спутал ноги. Мысленно выругавшись, Ошер резко дернул злосчастную ткань, кожей чувствуя вежливый взгляд черных глаз Первого жнеца. Не сразу, но плащ удалось отбросить в сторону и выпрямиться. Этого ворона он желал видеть в последнюю очередь.

Словно и не заметив смятения молодого принца, мужчина неспешно шагнул вперед, сопровождаемый только тихим шелестом длинных темных одежд. Шаг жнеца был совершенно бесшумным.

С трудом подавив желание отшатнуться, когда он приблизился, Ошер только вскинул голову.

– Такие сказки мог бы рассказывать какой-то дурачок, а не Первый жнец. Спешу откланяться. Дела. – чуть более резко, чем следовало, бросил он и, не дожидаясь ответа, спешно вышел в коридор.

Хотелось поскорее скрыться от этого пронзительного темного взгляда. Жнецы всегда пугали принца, хотя он никогда и никому бы в этом не признался. Пусть он и стоял куда выше этих падальщиков, но было в них что-то, что заставляло кровь стынуть в жилах от одного вида этих мрачных фигур.

Не опуская головы, едва сдерживаясь, чтобы не пуститься бегом, Ошер неспешным шагом направился прочь. Не пристало принцу показывать слабость.

«Я сын великого короля Аскара Терезаа, у меня нет слабостей!» – чеканя шаг, мысленно проговорил он. Это помогло немного успокоиться и приободриться. Пройдя ярко освещенный, благодаря высоким окнам, отрезок коридора и завернув направо, парень не сдержал самодовольной улыбки.

Он показал проклятому жнецу, что не боится его!

Едва парень скрылся в коридоре на тонких губах жнеца появилась легкая снисходительная улыбка.

– Трусливый. Избалованный. Идеальный принц, – нараспев протянул он и, переплетя пальцы рук, приблизился к перилам балкона, где только что стоял мальчишка.

Внизу снова шумела толпа. Народ развлекался. И если несколькими мгновениями раньше воздух взрывал шум ударов железных палиц, сейчас его переполняли звуки музыки, смеха и пения.

Медленно проведя кончиками пальцев по ободку одного из перстней, что унизывали длинные белые пальцы, жнец окинул площадь задумчивым взглядом. Празднование Долгого Дня всегда было шумным, но в годы, когда в городе появлялись кшерхи, этот шум превосходил все мыслимые и немыслимые границы.

За свою жизнь Матаан трижды видел такое. В первый раз, будучи еще зеленым юнцом, он удивлялся: отчего король не пресечет это безобразие? Кшерхи вели себя слишком вольно, смотрели на всех с королевской небрежностью, точно весь мир был у их ног. Словно все нормы и правила – ерунда.

Когда кшерхи объявились во второй раз, он хотел заговорить об этой проблеме с королем, но не смог даже добраться до него. Когда же кшерхи пришли в третий раз, двенадцать оборотов тому, он был Верховным, уже имел достаточно влияния и возможностей, чтобы увидеть то, чего раньше видеть не мог.

Матаан хорошо помнил ночь, наступившую после Долгого Дня двенадцать оборотов назад, ведь именно тогда женщина короля родила принца. Но запомнилась эта ночь вовсе не рождением наследника, а тем, что в момент, когда на свет появился кронпринц, короля в городе не было. Лишь немногим позже шпионы доложили, что видели Его Величество в лагере кшерхов.

Улыбка чуть сильнее растянула губы жнеца. Скупая, горькая улыбка.

Тогда он самонадеянно решил, что сможет поставить это в укор правителю, коснулся темы кшерхов на совете. Каковы же были его удивление и растерянность, когда король, до того рассеянно изучавший что-то в стороне, вдруг медленно повернулся к нему и ответил.

«Кшерхи не ваша проблема. Ваше дело – выполнять приказы и бить поклоны Зажигающему.»

По лицу жнеца проскользнула едва заметная тень, ладони сжались от чувства глухой досады. Он думал, что загнал короля в угол, а вместо этого выставил себя же идиотом.