Оборванные струны

Следуя ее примеру, я решительно толкнула дверь магазина — зазвенели колокольчики где-то надо мной, в глаза ударил ослепительный свет — испугалась, зажмурилась, втянула голову в плечи, малодушно хотела сбежать… Но взяла себя в руки и осталась. Пол ужасно блестел и казался скользким, как только что отполированный каток, если сделаю шаг — сломаю себе шею. Голова закружилась — и зеркала вокруг закружились. Но отступать было стыдно. Тем более что она-то, моя рыжеволосая Ксения, уже болтает с девушкой-продавцом, вон там, справа, в отделе пиджаков — я вижу их в зеркале.

— Вам помочь? — Девушка улыбается, не замечая моего замешательства, не пугаясь моих диких глаз.

Рыжая Ксения примеряет белоснежный пиджак. Да ведь я и сама теперь рыжая. Тряхнула челкой. Приоденусь и пойду в парикмахерскую. Не знаю, как называется ее прическа, но попытаюсь объяснить.

— Нет, спасибо, справлюсь сама. — Улыбаюсь в ответ продавщице и направляюсь к пиджакам.

Пол вовсе не скользкий, зеркала успокоились, яркое электричество не слепит, а выставляет людей и вещи в выгодном свете. Этот пиджак сидит на мне идеально. Прекрасно сочетается с бирюзовым платьем. Из-за плеча моего отражения выглядывает продавец, а я думала, что она осталась где-то там, у входа в магазин. Девушка опять улыбается, чуть не подмигивает, угодливо кивает:

— Вам очень идет.

— Да, вижу. — Я уже совершенно освоилась, легко и свободно могу с ней разговаривать, даже, если нужно, просто поболтать ни о чем. Вообще-то я всегда побаивалась таких магазинов.

— Знаете, у меня есть для вас чудесный шейный платочек. Он просто идеально сочетается с платьем и пиджаком. — Девушка кивнула на небольшую витрину в углу. — Вот взгляните. — Легким движением, словно фокусник, она вытянула за кончик платок: на белом фоне сиреневые и бирюзовые — совершенно того же оттенка, что мое платье, — узоры.

Моей раскованной Ксении платок не понравился. У меня он тоже тут же вызвал протест.

— Нет, нет, — поспешно отказалась я и задумчиво осмотрела свое отражение. — Мне нужны туфли.

— Это в другом зале. Я вас провожу.

Она передала меня с рук на руки другой девушке и только тогда, убедившись, что я не сбегу, вернулась к своим пиджакам.

Я выбрала белые лодочки на высоком тонком каблуке, расплатилась (меня не смутила огромная сумма, наоборот, развеселило, что на эти деньги раньше могла бы прожить целый месяц) и наконец покинула магазин. Старые туфли, заботливо упакованные в коробку и фирменный пакет, выбросила в урну возле ступенек. Мне понравилось быть расточительной.

Мне так нравилось быть расточительной, что я зашла в самую модную парикмахерскую, какую только знала (по слухам, конечно, только по слухам, раньше и на крыльцо подняться бы не посмела). Здесь тоже был сверкающий пол и много зеркал, и колокольчик зазвенел на входе, но, кажется, я окончательно освоилась в новой роли и ничуть не испугалась. Толково объяснила, что мне нужно, вольготно расположилась в кресле. Мои рыжие пряди падали вниз, как листья каштана осенью, и так красиво смотрелись на белом блестящем полу. Мне стало весело, ужасно весело. С каждым часом сегодняшнего, нового, дня мне становилось все веселее. И тут я отмочила такую штуку — заговорила с парикмахером по-французски. Удивительное дело: шутку она поддержала! Улыбнувшись мне в зеркале, нежно провела расческой по волосам и ответила на чистейшем французском. Мы поболтали с ней немного о моде на стрижки, обсудили весь персонал и клиентов, а над дамой справа откровенно посмеялись. Наша хулиганская безнаказанность обеих приводила в восторг. Мы так расшалились, что под конец грубо обругали (по-французски, конечно) директора этого заведения — из чистого хулиганства, потому как претензий ни у нее, ни у меня к нему не было никаких. Стрижкой я осталась очень довольна.

Из парикмахерской я вышла стопроцентной Ксенией Зиминой, той Ксенией Зиминой. И не только из-за прически. Я стала другой внутренне. Раскованная, свободная, уверенная в себе, красивая женщина, не подчиняющаяся никаким житейским законам. Остановила такси и поехала в бар «Арина».

* * *

Дверь бара открылась бесшумно, не возвестив о моем приходе звоном колокольчиков. Вниз вели три деревянные, под дуб (а может, действительно дубовые?) ступеньки. Пол тоже оказался деревянным, и никакого зеркального головокружения. Впрочем, зеркал я и не ожидала. Скорее, представляла некое задымленное, полутемное помещение с грохочущей музыкой. Стыдно признаться, но, дожив до двадцати восьми лет, ни в одном баре я не была. Представления мои о подобных заведениях ограничивались сценами из зарубежных фильмов.