Обоснование интуитивизма

На вопрос, какие представления являются первыми в человеческом сознании общие или индивидуальные (частные), в наше время нередко отвечают, что вначале нет ни общих, ни индивидуальных, а есть только неопределенные представления. "Ум идет от неопределенного к определенному", - говорит Рибо. "Если из неопределенного сделать синоним общего, тогда можно, пожалуй, утверждать, что вначале появляется не частное, но также и не общее в точном смысле слова, а неясное. Другими словами, это значит, что как только ум переживает момент восприятия и его непосредственного воспроизведения в памяти, тогда возникает родовой образ, то есть переходное состояние между частным и общим, - смутное упрощение"281. С этим положением нельзя не согласиться; если принять в расчет, до какой степени даже и в развитом человеческом сознании изобилуют низшие стадии восприятия, столь неопределенные, что их нельзя назвать ни общими, ни индивидуальными. Если мы гуляем, совершенно погрузившись в свои размышления, и только смутно различаем какие-то деревья, каких-то идущих мимо нас людей, то эти образы, деревьев и людей, пожалуй, нельзя назвать ни общими, ни индивидуальными. Быть может, животные и дети начинают с восприятия только таких смутных образов. Чтобы не вдаваться в область слишком специальных исследований, мы не будем решать вопроса, правда ли, что эти образы, которые несомненно нельзя назвать индивидуальными, не могут быть причислены также и к общим представлениям. Мы прямо подойдем к своей цели, если зададим следующий вопрос: когда смутные образы заменяются образами ясно дифференцированными (отчетливыми восприятиями, которые суть не что иное, как комплекс недоразвитых или переразвитых суждений), то получаются ли при этом прежде всего индивидуальные или общие образы? И вот на этот-то вопрос мы даем следующий на первый взгляд парадоксальный ответ: даже тогда, когда мы стоим лицом к лицу с единичною вещью и имеем в восприятии высоко дифференцированный образ ее, этот образ в громадном большинстве случаев есть общее представление. Чтобы согласиться с этим, достаточно обратить внимание на то, что даже и высоко индивидуализированное представление о какой-либо единичной вещи не гарантирует нас от того, чтобы мы не смешали ее с другою вещью, которая оказывается для нас неразличимо сходною с первою не вследствие недостатков нашей памяти, а вследствие недостаточной индивидуализации представления во время самого акта восприятия. Положим, мы внимательно рассматриваем какой-нибудь фрукт, напр., красивый крупный золотисто-желтый лимон; как бы отчетливо мы ни восприняли его своеобразную неправильную лимоновидную форму, оттенок его цвета, обилие глубоких точек на его кожуре, все же несомненно можно найти другой чрезвычайно сходный с первым лимон, и, если бы какой-либо волшебник положил его на место первого так, чтобы мы не видели, как они меняются своими местами в пространстве, мы бы не заметили обмана. Неполная индивидуализация наших представлений становится еще более ясною, если взять не целую вещь, а часть вещи: положим перед собой на стол лист бумаги, окрашенной в чрезвычайно ровный желтый цвет, и накроем его сверху листом черной бумаги, в котором прорезано отверстие в форме квадрата, тогда перед нашими глазами будет находиться желтый квадрат; если кто-либо станет передвигать желтый лист из стороны в сторону, так, чтобы мы этого не заметили, то перед нашими глазами в каждом акте восприятия будут разные квадраты, а нам будет казаться, что все один и тот же квадрат, и это не вследствие недостатка памяти, а вследствие неполной индивидуализации восприятия. Нам, может быть, возразят, что подобное наблюдение, упускающее из виду перемещение предмета в пространстве, есть уже своего рода отвлечение, абстракция, и потому неудивительно, что при этом получается общее представление. Однако таким возражением всякий номиналист сам себя выдал бы головою: делая его, он признал бы именно то, что мы хотели доказать. Нам совершенно все равно, отчего получаются такие восприятия: мы хотим лишь показать, что даже в момент восприятия, имея в сознании высоко дифференцированное, отчетливое представление, мы усматриваем такие стороны вещи, которые общи у нее с многими другими вещами, так что наше представление целиком или отчасти неразличимо сходно с представлениями о некоторых других вещах. Перед нами находится "эта определенная вещь" - этот лимон, эта книга в сером переплете, этот лист красной пропускной бумаги, но воспринимаем мы лимон вообще или в лучшем случае "крупный" лимон, "зеленовато-желтый" лимон и т.п., книгу в сером переплете вообще, лист красной пропускной бумаги вообще. Восприятие в большинстве случаев индивидуализируется лишь настолько, чтобы отличить вещь от других вещей, и притом не от всех, а только от тех, которые принадлежат к окружающей обстановке. Если в нашей библиотеке только одна книга переплетена в серый парусиновый переплет, то, отыскивая ее, достаточно индивидуализировать восприятие лишь настолько, чтобы увидеть книгу в сером переплете, дальнейшая индивидуализация восприятия возможна, но для данной цели она совершенно не нужна и потому, обыкновенно, отсутствует. Таким образом, сталкиваясь с единичною, единственною в мире вещью, мы усматриваем в ней, обыкновенно, лишь такие стороны ее, которые общи у нее со многими другими вещами, и представление о ней оказывается средне-общим, а вовсе не единичным, как утверждают номиналисты и как это вообще принято до сих пор в науке.