Обоснованная ревность

Дальше все пошло как по писаному. Светочка отнимала у Монахова сковородку: “Где у тебя соль? А лука у тебя нет?” Приятель, теребя свою седоватую эспаньолку, басил, поглядывая на Светочку и определяя степень ее с Монаховым отношений, пока еще не отводя его в сторонку, чтобы спросить, давно ли “он с ней” и “как она”; у Монахова наконец что-то всплыло про него в памяти, а именно, что приятель еще в школе слыл первым “по этой части” – сейчас он, с брюхом и сединою, уже как бы не должен был нравиться, потому что не нравился Монахову; Светочка была оживлена. Наконец она позвала “мальчиков” к столу. Приятель произнес длинный тост, вставляя английские словечки (он, оказывается, был и по этой части); Монахов от смущения заторопился выпить, поперхнулся; Светочка же ничего, не находила приятеля ужасным… Н-да, уединился… с тоской подумал Монахов, выпил еще и – отпустило. Он очень удивился, обнаружив себя через некоторое время рассказывающим один запомнившийся ему школьный эпизод: как украли в кабинете английского магнитофон – тогда еще редкость, – а воров так и не нашли… “Ты разве не знаешь, кто украл?” – удивился приятель. “А ты знаешь?” – “Конечно”, – сказал приятель, но секрета не раскрыл. “Ит ваз э марвелос стори, – добавил он таинственно. – Ты Асю помнишь? Ну да, как ты можешь не помнить…” – “При чем тут Ася!” – Монахов зачем-то рассердился. “Он был в нее влюблен”, – пояснил приятель Светочке. “Она была моя жена”, – хотел сказать Монахов, но не мог выговорить “была”. “Влюблен?..” – приподняв бровки, протянула Светочка. “Ты знаешь, что она умерла?” – “Нет”, – посомневавшись, ответил Монахов; он пытался как раз припомнить нечто чрезвычайно неприятное, связанное каким-то образом именно с этим приятелем… Будто как-то раз ужасно приревновал Асю к нему… Неужто за дело? Так, по-видимому, постарался тогда тут же это забыть, что и забыл. “Какой ужас!” – воскликнула Светочка. “Рак”, – подтвердил приятель. “Сначала там все вырезали, потом удалили одну грудь…” Монахов давно не пил, тем более за три шестьдесят две… “Мерзкая все-таки эта водка”, – пробормотал он и вышел, задев стул.

Никогда в жизни он не блевал. С чего бы это?.. он вышел на крылечко подышать. Дул поверху ветер, а внизу было тихо. Вершины сосен качались, ветер шуршал хвоей. “Жалуясь и плача…” – вспомнил Монахов и больно ударил кулаком по перилам. “Тьфу, черт!” – сказал он, тряся кистью, и вернулся в дом.

Ни Светочка, ни приятель, однако, никуда не исчезли; Монахов глупо удивился их присутствию и не обрадовался. Приятель сидел уже рядом со Светочкой, гадал ей по руке. “Да! – восхитился Монахов. – Вспомнил! Тогда, двадцать лет назад, он точно так гадал по руке ей…” Монахов и про себя не назвал ее по имени… (Тень того неприятного воспоминания косо спланировала с шорохом ночной бабочки, вызвав озноб в спине.) “Лонг инаф, стронг инаф, пут ит ин”, – рассказывал тем временем смеясь приятель. И это Монахов вспомнил, и этот анекдотец он тогда рассказывал про Лонгинова, Строганова и Путятина (фамилия приятеля была Путилин, и он относил анекдот на свой счет). Светочка английского не знала, она изучала немецкий. Какой же язык изучала она!.. – Монахов не мог вспомнить. – Конечно, она и того не знала, какой изучала, но все-таки какой?.. Поняла ли она тогда эту шуточку?! Монахов зло посмотрел на “Пут-ит-ина” и пошел ставить чайник.

“Дай я сделаю, – Светочка отняла у него, – ты не умеешь”. – “Что тут уметь? – возмутился Монахов. – Кофе-то растворимый!” – “Евреи, кладите больше заварки”, – рассказал анекдот “Пут-ит-ин”. Светочка долго крутила ложкой в сухой чашке. Монахову это казалось ужасной пошлостью. “Кто тебя этому научил? – спросил он неприязненно. “Будет с пеночкой”, – пропела Светочка. “Тебе нехорошо? – заботливо спросила она, подавая ему чашку. – Смотри, какая пеночка… Ты так побледнел”. – “Ты меня спрашиваешь, или я побледнел?” – “Почему ты со мной так разговариваешь?” – насторожилась Светочка. “Опоздаешь на электричку”, – сказал Монахов.

Светочка наконец обиделась и стала стремительно собираться, дрожа губами. Приятель, молча и понимающе наблюдавший, тоже встал, не забыл свой мешочек “Березка”. “Мне тоже пора”, – сказал он.

Светочка выпорхнула не прощаясь. “Так мы тебя ждем завтра”, – сказал приятель. “Как это мы?..” – опешил Монахов. Уже мы!.. – поразился он. “Ты что, забыл с Ядрошниковым, мы же договаривались…” – “А, да…” – сказал Монахов. Приятель уже спешил. Монахов услышал его грузный бег. Догонит…

Он прикрыл глаза и поплыл, комната два раза повернулась вокруг оси… “А, что!” – вскочил он как ошпаренный. Кто-то стучал в окно. Он впустил заплаканную Светочку. “Ну, ну, извини…” Монахов не выдержал женских слез.