Обостренное восприятие

Здесь нет идиллий — одни лишь факты.
О! Вы включили мои контакты!
Ты слышишь стоны?
То я ожила, то электроны бегут по жилам.

— Домашняя заготовка?

— Пардон! Разве такой вопрос можно предвидеть. Экспромт.

— Стихи не очень, — сказал Гриша Кемень. — Непонятно, как можно идиллии противопоставлять фактам. Правильно было бы — иллюзии, но тогда пропадает рифма.

— Да вы что, товарищи! — закричал Боб. — Разве ж можно ко мне подходить с человеческими мерками!

Прежде чем упасть, я успел придвинуть кресло. В соседнем корчился от смеха Гриша Кемень. Это обращение — товарищи — исключало какие-либо подозрения в предначертанности поведения робота, оно было естественным и адекватным обстановке.

Отсмеявшись, мы порешили, что на этом разминку можно закончить, и стали втроем обсуждать обширную программу испытаний. Боб особенно напирал на то, что мы с ним составим отличную человеко-машинную систему. А может быть, и машинно-человеческую: в этом месте рассуждении глаза его опрозрачнились, и со дна их проявилась мозаика фасеток. А Гриша Кемень высказал недоумение по поводу того, что вот человеко-машинная система получила название «эргатическая система», а животно-машинная никак не называется. А нужда в таком названии, нетрудно предвидеть, скоро возникнет. Боб сказал, что лично он готов сотрудничать с кем угодно и для него что человек, что собака, все едино, а может, даже собака лучше, претензий меньше. Но пусть я не волнуюсь, он приложит все силы, чтобы оправдать надежды. Ибо без него, робота для дальних полетов, эти самые полеты и состояться не могут. И мы с Кеменем его не стали разубеждать.

— Мое назначение какое? — разглагольствовал Боб. — Я должен освободить тебя от монотонных и однообразных действий, чтобы ты мог отдать себя решению интеллектуальных задач. И я тебя, будь спокоен, освобожу.

Робот проявлял себя как личность, и мне показалось, что это было неожиданно для самого Кеменя, куратора-разработчика. Я пилот и в силу этого знаком с автоматами различного назначения, но можно ли назвать роботом даже самый многофункциональный автомат? Во всяком случае, в нашей пилотской среде такое название не прижилось. Видимо, словом «робот» люди со времен Чапека будут всегда обозначать нечто человекоподобное. В этом смысле андроид Боб был воплощенный робот. Его разумное, ну пусть, псевдоразумное поведение произвело на меня ошеломляющее впечатление. Хотя, в конце концов, что есть разум? Кто усомнится в разумности моего пса Родиона? Короче говоря, Боб меня потряс. И я не решился задавать при нем вопросы, которые счел бы неделикатными в человеческом общении. Я дождался, пока Боба увели.

Гриша Кемень держал паузу, и я не стал его томить.

— Ничего подобного я и представить не мог. — Мне хотелось сказать Грише приятное, и не пришлось кривить душой. — Блестящая работа. И знаете, что больше всего поражает? Голос! Говорящие автоматы сейчас на каждом шагу, но Боб! Диапазон, модуляции, выразительность… Ваши акустики чудодеи. Однако что-то я не вижу, не заметил в нем проявления любви ко мне. Где любовь, спрашивается?

— Будет, — заулыбался Кемень. — Блок любви пока в него не вложен, но место оставлено.

— Ну ладно. — Я смягчился. Откровенно, мне он и так хорош. Перетопчусь без любви.

В ближайшие три месяца нам — Грише, мне и Родиону — предстояло создать пусть и маленький, но слаженный космический коллектив. Предстояли длительные тренировки, работа с программой, освоение новой аппаратуры, контрольные записи наших данных в нормальном нашем состоянии и прочие заботы, и несть им числа. Потому для экономии времени нам с Родионом определили жить в ближайшем поселке, одном из многочисленных жилых комплексов на территории ИКИ. Выделен нам был двухкомнатный коттедж, вроде избушки на курьих ножках без особых удобств. Но мне было все равно, в нем мы только спали, да на крошечной лужайке возле дома Родион по утрам развлекал щенка, который упрямо и постоянно осаждал нас. Я понимал, что малыш хочет поселиться в доме и тем самым обресть нас. И я препятствовал его намерениям ввиду предстоящей разлуки. Впрочем, днем и на ночь щенок куда-то исчезал по своим делам, и я не ощущал его присутствия, если в неурочное время приходил домой.

С Бобом мы больше не виделись, с ним занимались робототехники. Но впечатление от первой встречи во мне осталось. Позже я определил его как чувство, возникающее, когда рассматриваешь шарж на самого себя. Дружеский шарж.

Примерно за неделю до старта мы с Родионом вернулись в свое бунгало на побережье — отдохнуть и прийти в себя. Гриша Кемень и Малыш, так я называл этого бесхозного щенка, остались в ИКИ.