Обожение человека

Таким образом, по учению Григория Паламы, принадлежность человека Церкви — не неизменный феномен, а динамическая реальность. Это не результат тварного дара, который получен человеком однажды на все времена и сохраняется благочестивым поведением, а плод его личного приобщения нетварной обоживающей благодати. Через крещение, миропомазание и евхаристию человек обновляется и входит в тело Церкви, а привязанностью к миру сему отсекается от нее. Опасность отпадения существует не только для отдельных членов Церкви, но и для целых церковных обществ[168]. Для всех них единственно возможным путем воссоединения с Церковью является покаяние, то есть отречение от лжи и соединение с Духом истины.

ГЛАВА III. НРАВСТВЕННЫЙ АСПЕКТ ОБОЖЕНИЯ

Через церковные таинства человек возрождается и становится членом Тела Христова. Участвуя в новой жизни Тела Христова, человек проводит свою земную жизнь по законам этой новой жизни. Нравственная жизнь верующего не является чем‑то независимым, это плод приобщения Христу. Следуя Божией воле и живя добродетельно, человек проявляет свою верность Христу и соделывает себя сосудом, способным воспринимать от Бога возрождающую благодать. Кроме того, нравственная жизнь становится ответом человека на призыв Бога к «соработничеству» и основанием для его обожения, хотя сама по себе она еще не позволяет считать обожение полученным по заслугам. Даже самые праведные люди принимают обожение как дар от Бога: «Мы испытываем обожение, как выше- естественное, а не совершаем его»[169].

Природа нравственной жизни

Вхождение в Церковь предоставляет человеку возможность начать новую жизнь. Нетварная обо- живающая благодать и связь со Христом, обретаемые в Церкви, не статичны, подобно тварным дарам, — они динамично проявляются в жизни во Христе. Человек, вновь воспринявший божественную благодать, разрывает всякую связь со грехом, который отделял его от Бога. Если человек неизменно пребывает в общении с Богом, то он не знает греха, ибо был сотворен Им, чтобы жить в Его благодати, то есть в безгрешности. Быть «по образу и по подобию» можно только при условии безгрешности и связи с Богом. Бог не сотворил зла и греха, грех появился после падения прародителей и противен человеческому естеству. Живя в соответствии с нашим естеством, мы продвигаемся по пути добродетели, а отклоняясь от нее, живем неестественно и совершаем зло[170].

В современном понимании «нравственная жизнь» и «нравственный человек» обычно противопоставляются «естественной жизни» и «естественному человеку» как противоречащие друг другу понятия. «Естественным» человеком считается тот, кто подчиняется своим желаниям и слабостям, и жизнь такого человека называется «естественной», а «нравственным» — тот, кто в той или иной степени отрицает плотскую жизнь с ее соблазнами, и его жизнь считается неестественной. Однако отцы Церкви учили совершенно иначе: для них нравственная жизнь — это естественная жизнь человека по преимуществу, и нравственный человек для них в высшей степени естествен.

Человек всегда имел возможность либо пойти путем добродетельной жизни, либо встать на путь саморазрушения. Наделенный свободной волей, он мог в любой момент отвергнуть Бога и свернуть с пути, который вел его к исполнению его предназначения, что он и сделал, преступив Божию заповедь. Человек, возжелав стать богом, восстал против своего Творца, уподобился диаволу. Последствия были катастрофическими, но, несмотря на это, человеческая природа не перестала быть доброй по существу[171]. Падший человек не сам стремится ко злу, но влечется к нему под действием диавольских искушений, хотя не только они склоняют его ко греху. Еретики мессалиане отождествляли грех с искушением[172], но, с православной точки зрения, грех не совершается до тех пор, пока человек не поддастся искушению.

Подверженный тлению и смерти, человек постоянно подстрекается ко греху и становится его рабом. Без помощи благодати мы способны только на грех: «Когда Бог не действует в нас, все совершаемое нами является грехом»[173]. Когда человек собственными силами старается приобрести добродетели, он развивает в себе только гордость и превозношение. Лишенный благодати и надежды на обожение, он не способен преодолеть искушения плоти, богатства и славы, а если даже поднимется на мгновение над ними, тут же обуревается тщеславием при мысли о достигнутом совершенстве и опять возвращается на путь греха[174].