Обожение человека

Соединенное в православной аскетической традиции с любовью, бесстрастие по существу превращается в «божественную страсть», противостоящую плотским страстям и сжигающую их, что освобождает место изобилию добродетелей. Диадох Фоти- кийский пишет об «огне бесстрастия»[232], а по словам преподобного Иоанна Лествичника, «бесстрастие имеет душа, которая приобрела такой же навык в добродетелях, какой страстная — в сластях»[233].

Взгляд Варлаама на бесстрастие как на смерть страстной части души Григорий Палама решительно отвергает: «Но мы научены, философ, что бесстрастие — это не умерщвление страстной части души, а ее преложение от худшего к лучшему и свойственное ей действие в отношении божественного, при полном отвращении от зла и обращении к добру»[234].

Поэтому, только обуздав страстную часть души (т. е. раздражительную и вожделевательную ее силы) и обратив ее к Богу, человек достигает бесстрастия во Христе. Варлаам действительно возвращал слову «бесстрастие» первоначальное этимологическое значение, однако к тому времени оно стало совершенно чуждым православному аскетическому учению. Христиане верят, что человеческая жизнь не является неизбежным следствием какой‑то земной причины, как полагали стоики, — в этом случае умерщвление страстной части души и достижение бесстрастного состояния было бы идеалом. Напротив, человеческая жизнь — это период, когда человек может проявить свободную волю перед Богом. Умерщвление страстной части души делает человека неспособным к достижению блага. Христианская же жизнь состоит в посвящении Богу всех сил человеческой души.

Однако отвержение страстей и посвящение душевных сил Богу— нелегкая задача. Святитель Григорий Палама подробно описывает зарождение и развитие страстей и борьбу с ними. В частности, этой теме он посвящает трактат «О страстях, добродетелях и плодах умного делания»[235], адресованный монахине Ксении, а также 33–ю гомилию «О добродетелях и противоположных им страстях и о том, что «мир», «миродержителем» которого является диавол, — не Божия тварь, а те, которые, вследствие злоупотребления тварью, покорились ему»[236].

Принимая введенное Платоном трехчастное деление души на разумную, раздражительную и вож- делевательную силы, Григорий Палама обращает особое внимание на естественное действие разума, заключающееся в управлении двумя другими силами души. Страстные силы души — раздражительная и вожделевательная — должны подчиняться разуму. В противном случае возникает духовное искажение, ведущее к возникновению страстей. Естественно, что выделение в душе трех сил не означает ее разделения на три автономные независимые части: душа у человека одна, но она «многосильна»[237]. Если одна из сил души под угрозой, вся душа в опасности[238].

Для окончательного исцеления души необходимо возвысить ее низшую силу — вожделеватель- ную: «Пища для гнева — неисполненное желание, а мысленного превозношения — обе эти силы (вожделевательная и раздражительная) при их худом расположении, и никогда не будет здоровой ни раздражительная сила души, если не будет прежде исцелено вожделение, ни разумная, если обе они не будут прежде уврачеваны»[239].

Первая по значению и по времени проявления болезнь вожделевательной части души — любостяжание. Григорий Палама четко отделяет его от естественных желаний человека, необходимых для поддержания жизни, присущих ему с детства и совершенно невинных. Сребролюбие же, прирастающее к душе немного позднее, происходит не от естества, а от человеческого произволения[240]. Вслед за апостолом Павлом Григорий Палама называет сребролюбие корнем всех зол, прямо или косвенно питающим их[241].

По мере взросления проявляется вторая болезнь вожделевательной силы души — славолюбие, или, как святые отцы называли ее, тщеславие. Это самая тонкая страсть, сопровождаемая почти неизлечимыми недугами — самомнением и лицемерием[242].

Третья болезнь вожделевательной части — чревоугодие, от которого происходит всякая плотская нечистота. В отношении последней, извращение четко отделяется от естественного стремления человека к продолжению рода. Задолго до открытий современной психологии Григорий Палама отмечал, что половое влечение у человека проявляется уже в детстве: «Естественные движения, служащие деторождению, видны уже у грудных младенцев»[243]. Эти естественные движения невинны, но превращаются в страсть при злоупотреблении[244].