Обожжённая душа

Полёва куда-то запропастилась. Помощь её больно сейчас нужна. Даромила бессильно опёрлась спиной о дверь, ноги едва держали — такая её взяла тоска, глубокая и холодная нахлынула, как зима. Внутри пусто сделалось, словно в сырой пещере. Прикусила губы, глаза защипало, но она сдержала рыдание. Хоть и горела щека, и раскалывалась, как орех, голова.

— Довольно, — шепнула она дрогнувшим голосом и, отстранившись от двери, прошла неспешно вглубь к столу, опустилась на лавку оставаясь равнодушной к боли.

«Уж не впервой, нечего теперь раскисать», — упрекала она себя.

И хорошо, что Полёва не спешит к ней. Нужно собраться с мыслями да подумать крепко и хорошенько обо всём. И всё больше её занимал замысел, коим не поделилась с родной наставницей Божаной.

«В глухомань уйду, к самым топям, к увягам, вдовицей назовусь перед чужим племенем, но не останусь жить с нелюбимым мужем».

И чем больше об этом думала, тем больше крепчала внутри, будто дитятко, что, осмелев, делает первые шаги.

«Пристроюсь к семейству ремесленников, работа уж для меня найдётся, молодая, силы ещё есть».

Мелькнула мысль о родичах. Отец, Есислав, верно спохватится о дочке родной, но Даромила отринула напрочь сомнения. Признаваться в том, что муж руку прикладывает – стыдобища для всего княжества Исбора. Ещё и слух пойдёт, что не смогла с мужем ужиться, наладить и сплести с ним узы, непутёвой назовут.

«И что тогда, ходить потом глаза ото всех прятать, коли на родину вернусь?»

Да хуже для Даромилы не было ничего, чем предстать в глазах родичей неудачницей, получить неодобрение отцово – хуже смерти. А ведь он так чаял на этот союз. Всё прахом!

Даромила взяла круглое зеркальце в резной деревянной оправе, втянув в себя воздух, заглянула в него. То, что увидела, не понравилось: глаза, мутные от слёз, были полны боли, да ко всему припухли. Замороженные ягоды Божаны не помогали, и синяк побурел на скуле, что не присыплешь его ни мукой, ни порошком мела – следы побоев заметят. Даромила хотела было отложить зеркало, но вгляделась в него ещё пристальней, чувствуя, как растекается непонятный жар в груди. Застыла, не в силах отвести взгляда от отражения. Божана говорила, что муж так бесится, потому как красивая больно девка ему попалась, другие мужчины заглядываются. Сейчас и в самом деле, несмотря на искажённое мукой лицо, красота её ничуть не портилась, влажные зелёные глаза казались ярче, и их обрамляли длинные светлые ресницы, а тёплого медового оттенка волосы и брови делали её лик светлым, что летнее солнышко. Разве могла она знать, что красота её обернётся несчастьем?

Сжав в подрагивающих пальцах зеркало, отложила его и расправила плечи, задумалась ещё глубже. С одной стороны замысел её был хорош. Искра, сама не сознавая того, поможет покинуть Орушь. И Ярополк ни за что не заподозрит во лжи жену. Но с другой, если отошлёт в канун зимнего Солнцеворота, в скрипучий Студень[1], и не захочет оставить ей какого-то наследства, то будет тяжело выстоять в холода.

Даромила на миг остановила ход мыслей. Всё же отошлёт весточку Искре, пусть приезжает, а там будь, что будет, уж как-нибудь уболтает её остаться до весны. И да помогут ей в том Боги…

[1] Студень — декабрь

ГЛАВА 2. Гостиный двор

— С тобой, наверное, что-то такое случилось ужасное. Так молод, а уже седина, — девичьи пальчики поворошили серебристые пряди волос, погладили скулу. Мягкие подушечки прошлись по нижней губе.

«А ведь, как хорошо всё началось. К чему эти расспросы?» — со вздохом подумал Пребран, обхватил её запястье и провёл кончиком языка по ямке ладони, чувствуя солоновато-кислый вкус.

Девушка тягуче втянула в себя воздух, блаженно прикрыв пышные ресницы, откинув за плечо блестящие русые пряди, которые так приятно касались кожи.

— Расскажи, — промурлыкала она, не отступая от своего, состроив просящую гримасу.

Она склонилась к самому уху, и мягкие губы коснулись в поцелуе. Её язычок оставил влажную дорожку на шее княжича, от чего, несмотря на то, что недавно в тесной клетушке произошло бурное сношение, новая волна жара прокатилась по телу, напрягая каждый мускул. Пребран повернул голову.

Она лисьим прищуром смотрела из-под густого полога ресниц. Дразнящая улыбка коснулась губ девушки, ещё замутнённые глаза не оправившейся от близости девицы при свете лучин казались золотисто-карими, как янтарный мёд. Он не сдержался и прильнул к её припухшим от ласк губам в долгом чувственном поцелуе. Голова поплыла, а желание взять её снова обострилось до ломоты в паху. Он сдёрнул с девицы тяжёлое одеяло и, подхватив длинноногую чаровницу, которая только и успела ахнуть, опрокинул на живот. С лёгкостью подтянув её к себе, Пребран склонившись, покрыл её спину поцелуями, прокладывая дорожку к мочке уха.

— Нет, не расскажу, — прошептал он, обжигая горячим дыханием вспотевший висок, толкнулся вперёд, проникая в неё глубоко до упора, девушка, не успев приготовиться, задохнулась, ухватившись покрепче за края лавки.