Обожженный Солнцем

Живопись… Что это? Это однозначно больше, чем просто рисунки, это однозначно больше, чем просто краски и холст. Живопись – это не что. Это кто. Это твоя душа, мазками оставляющая след на бумаге, переплетающийся с сюжетами твоей фантазии. Это ты сам. Только вместо сердца, крови и судьбы – колкая щетина, грязная вода и шероховатое на ощупь полотно.

Так и для мистера Эванса и мистера Коллинса, когда-то просто Майкла и Энди, живопись была воздухом, вдохнув однажды который, выдыхать больше не захотелось. И пусть даже после школы их пути разошлись, они продолжали постоянно общаться и даже стали крестными детей друг друга.

Эш понравился директору. И не только как художник. Мистер Эванс увидел в нем работящего и усердного молодого человека. А еще он понимал, что Линде сейчас была нужна больше физическая, чем интеллектуальная помощь. А сложен Эш был хорошо.

– Надеюсь, Линда не успела загрузить Вас работой? – Как бы между прочим поинтересовался мистер Эванс.

– Пусть лучше загрузит, – ответил Эш, усаживаясь в удобное кресло напротив директора, который провел пальцем по полке позади его стола, стирая пыль, и, не поворачиваясь, спросил:

– Вы в курсе о нашей предстоящей выставке? Человек какого масштаба приезжает к нам? – и, словно невзначай, мистер Эванс бросил быстрый взгляд через плечо, продолжая рассматривать полку. На ней стояли почетные дипломы и различные награды, полученные его галереей за все годы работы. Их скопилось немало, и все они были покрыты толстым слоем пыли, потому что перебирая их, мистер Эванс впадал в такое уныние, словно эти бумажки обижали и унижали его, а не были достоянием гордости. Он остановился возле крайней рамки и о чем-то глубоко задумался. Эш кашлянул, понимая, что по-другому вывести мистера Эванса из оцепенения не выйдет.

– Да, и я сделаю все, что от меня потребуется. – Директор повернулся и, облокотившись на спинку своего высокого стула, улыбнулся. Той самой дедовской улыбкой.

– Приятно слышать, и, – он протянул руку, – добро пожаловать в нашу галерею. – Эш поднялся и ответил рукопожатием. – Надеюсь, она станет для Вас домом, как и для нас. – Эш понимающе кивнул, галерея для директора как еще один ребенок. Покидая кабинет, Эш обернулся. Отдаленно, но все же в директоре можно было разглядеть мистера Коллинса.

Вернувшись к Линде, Эш потер ладони, готовый с головой нырнуть в неизвестное. Менеджер Андреаса Монте успел прислать ей по электронной почте образцы работ, которые вскоре приедут на выставку, а также основные требования по размещению и освещению. Вопросами с таможней и транспортировкой картин должна была заниматься отправляющая сторона, но в письме значилось, что эта привилегия принадлежала их галерее, о чем Линда воодушевленно сообщила Эшу. И теперь эта проблема целиком и полностью ложилась на его крепкие, но поникшие плечи. Он осторожно вышел из кабинета, желая переварить новость так, чтобы Линда не усомнилась в его профессиональных качествах, и столкнулся лицом к лицу с лысоватым скрюченным старичком, разгоняющим тростью шаливших около полотен детей. Им оказался Тревор, смотритель галереи. И пусть внешне он был настолько дряхлым, что само его пребывание здесь удивляло, он вызывал уважение. Эш почтительно кивнул Тревору, не смея отвлекать того от важной миссии, и скромно следил из-за угла за работой старика. Бедняга оказался единственным смотрителем в галерее, и ему постоянно приходилось бегать между этажами, старательно оберегая экспонаты от назойливых детей и их не всегда невоспитанных родителей.

Помимо Эша, Линды, директора и Тревора по небольшому для такой огромной галереи табелю еще значились экскурсовод Мелани (невысокая, похожая на колобок, с копной кучерявых золотистых волос, приятная и очень активная женщина, обожающая историю и культуру Англии) и уборщица Джун (Эшу сказали, что она приходит после закрытия, поэтому он вряд ли с ней пересечется). Занятно.

Подготовить выставку международного уровня за 2 недели, имея в арсенале только карандаш, телефон и минимум знаний. Эш расправил плечи и сглотнул. Чувство, разливающееся в груди, заставило его улыбнуться. Наконец у него было столько дел, что думать о неудачах в личной жизни было просто некогда. И хоть Линда этого не показывала (она, казалось, вообще была скупа на эмоции), он чувствовал, что нужен здесь. Что он здесь на своём месте.

Официальный рабочий день Эша по договору был с 12 до 21. И, хотя перерабатывать Эша никто не просил, встать и уйти в девять вечера ему не позволила совесть. Да и чем заняться дома? Который даже ещё и домом-то не стал? Разгребая папки на столе Линды, молодые люди не заметили, как наступила полночь. Линда, тяжело рухнув на стул, схватилась за голову:

– Боже, вот это мы заработались. Простите меня, Эш, видимо я – плохой руководитель. – Эш присел на край стола:

– Все нормально. К тому же мне нужно разобраться во всем.