(5:1–30), правнука Навуходоносора, [776] который он учредил для «для тысячи вельмож своих» или для всего множества начальствующих своей армии, защищавшей Вавилон против воинов Кира, державших его в осаде. Пир, по-видимому, был радушным и задушевным; [777] сам царь перед глазами тысячи пил вино, т. е. разделял трапезу со своими сподвижниками; для возбуждения их храбрости вспоминал подвиги предков; при этом приказал принести сосуды, взятые из Иерусалимского храма, и в них подать вино не только военачальникам, но и женщинам; пьющие прославляли своих идолов, якобы одолевших Бога Израилева (5:1–4 [778]). Востребованы были сосуды не всех богов и храмов, завоеванных народов, но одного храма Иерусалимского: отсюда можно заключать, что этим необыкновенным распоряжением Валтасар имел в виду осмеять пророчество об освобождении Иудеев из плена, коего семидесятилетний срок истекал тогда, и в осаде Вавилона Киром Иудеи, вероятно, указывали Вавилонянам зарю своего освобождения и восстановления отечества. Для посрамления такового сугубого богохульства тотчас на стене против лампады, т. е. на самом освещенном и видном месте, явились персты человеческой руки, написавшие несколько слов незнакомыми буквами (5:5 [779]). Куда девалась хвастливая храбрость нечестивцев: у Валтасара от испуга страшно изменилось лицо; затряслись, даже застучали колени одно о другое… и он закричал из всей силы, чтобы явились гадатели, прочитали и обяснили ему странное писание (5:6–7 [780]). Но мудрецы являлись, смотрели и оставались безгласными. Отчего мудрецы не могли прочитать? Оттого, отвечает Талмуд, что изречение было начертано не горизонтальными, а вертикальными строками. Страх, объявший тогда всех, был столь велик, что мудрецам это не пришло на ум, хотя вертикальные строки употреблялись, говорят, у древних в важных и исключительных случаях. Впрочем, буквы, начертанные без гласных знаков, могли получать не одинаковое чтение. Вероятно, явившиеся по требованию Валтасара мудрецы отыскивали в этих буквах слова, благоприятные для пирующих, и не осмеливались читать или произносить слова без обяснения значения оных из опасения подвергнутся казни. Оттого они и молчали. Но чем больше переменялось этих молчаливых и безответных личностей, чем больше длилась неизвестность, тем больше происходило замешательства и опасной тревоги между пирующими (5:8–9 [781]). В этой крайности сама царица (вероятно Никотриса, мать Валтасара, управлявшая постройками и украшениями столицы) вошла к ним и напомнила царю о Данииле, неизвестном Валтасару, несмотря на свою славу и услуги, оказанные Навуходоносору (5:10–12 [782]). Даниил представлен, но не как начальник мудрецов, а как переселенец Иудейский. Выслушав повеление царя и обещание награды за успешное исполнение его (5:13–16 [783]), он напомнил Валтасару славу отца или предка его Навуходоносора и низведение его в скотское состояние за гордость (5:17–21 [784]); потом указал, что он, Валтасар, не вразумился примером своего великого предка и дозволил себе на совершающемся пиру непочтительность к Богу небесному, Который и послал руку написать: мани, факел, фарес, или точнее с Еврейского: мене, мене, текел, упарсин, т. е. исчислено, перечислено (царство Валтасарово), взвешено или поднято и разделено Мидянам и Персам (5:28 [785]). Несмотря на неприятное истолкование, Валтасар приказал дать Даниилу обещанную награду: пророка одели в порфиру, украсили золотою цепью и провозгласили третьим из начальствующих в государстве, т. е. после царей Набоннида и Валтасара (5:29 [786]). Но первого не было в Вавилоне (Иер 51:31 [787]), а второй сам погиб в ту же ночь от вторгшегося войска Мидо-Персидского. Им пресеклась династия Навуходоносора, и на престол взошел Астиаг или Дарий Мидянин, дядя и тесть Кира (5:30–31 [788]).