Обращение Апостола Муравьёва

– К твоему, Апостол, делу, к твоему. Наше дело здесь ни при чём. Спрашиваю потому, что хочу понять: почему?

– Я же объяснял: нет смысла врать, если тебе признался. Случайно вышло. Я никого не хотел убивать.

– Ты меня не понял. Почему ты решил, что твои проблемы должны меня интересовать?

Апостол сжал кулаки так, что побелели костяшки пальцев, но вор смотрел серьёзно, без тени насмешки. Кулаки разжались сами собой.

– Это ты меня неправильно понял. Я пришёл не за тем, о чём ты подумал. Пришёл отдать долг за взрывчатку и внести в общак долю с бригады.

Настала очередь удивляться Лютому. Марат, словно не замечая взметнувшихся бровей вора в законе, выложил кисет с самородками, крупнейший из которых достигал спичечной головки, а мельчайший походил на песчинку с Одесского пляжа.

Смотрящий окликнул Марата у самых дверей.

– Апостол… Слушай, братан, остановись, ты же не регистрировался в старатели?

– Не успел. Виктор Павлович, покойный Виктор Павлович, говорил, что спешить некуда.

– Значит, по имени тебя никто, кроме покойников, не знал?

– Выходит, так.

– Трактор в руднике Витька сам брал, ты не ходил с ним?

– Сам.

– Вот и славно выходит…

– В пристройке за домом четыре канистры с бензином, – неожиданно для самого себя, сказал Марат.

– Я тебя понял. Одна проблема: когда в доме обнаружат два трупа, тебя всё равно станут искать. Ладно, решим, – Лютый прихлопнул ладонью по столу, – выходит, ты, Апостол, честный фраер. Куда собираешься податься?

– В Киеве меня ждут жена и две дочки.

– Домой не советую.

– Это я понял…

– Хотя… Киев, говоришь… – вор прищурился, словно вспоминая, – за Киевом смотрит мой старинный кореш. Вороном кличут. Вернёшься, снеси ему от меня маляву, – Лютый разорвал сигарету, высыпал табак прямо на пол, черкнул несколько слов на клочке папиросной бумаги. Сложил туго. Затем свистнул. В комнату ворвался инвалид на колёсах, с котиком. И четверо быков следом.

– Свечу, – коротко приказал смотрящий.

Калека укатил, но быстро вернулся с пучком церковных свечей на культях.

Хозяин зажёг одну, покапал воском на крошечный квадратик бумаги, перевернул, покапал ещё и подождал, пока не застынет.

– Теперь маляве не страшны ни вода, ни грязь, ни любопытный прищур. Ступай себе, Апостол, с Богом. Шмаровоз подкинет тебя до железки, дальше сам.

– На железке я и впрямь сам, – заулыбался Марат, протягивая законнику руку.

Расстались уважительно, без слов.

На железнодорожной станции без названия не продавались билеты. Не существовало и билетной кассы. Но окажись она здесь нынче летом, во время отпусков, купить плацкарту в день отправления поезда Иркутск-Киев – утопия. Поезд на станции почти остановился, когда репродуктор разразился обычным: «Стоянка поезда одна минута, просьба пассажирам на перрон не выходить». Марат рванулся с платформы в ближайший вагон, на ходу осадив ополчившуюся на него проводницу: «Начальника поезда мне…».

Награждённые знаком «Почётный железнодорожник» имели право на бесплатный проезд в спальных вагонах категории СВ, если работали в отрасли или вышли на пенсию по старости. Марат, предоставив значок и удостоверение, не стал разочаровывать начальника поезда. Сообщил, что работает на Одесской железной дороге, и вынужден не по своей воле, по делам служебным, срочно прервать отпуск.

Проводница образцового спального вагона оказалась прелесть, тем паче после рекомендации начальника. Дорогого гостя поместили в отдельное «случайно» пустующее в разгар летних отпусков купе. Принесла чай. Стакан. Другой. Третий. Красавчик с королевской осанкой не должен оставаться ночью без присмотра.

В посёлке Мирный жарко пылал дом из смолистого сибирского кедра. Пожарная команда, вызванная из областного центра, столкнулась с необъяснимым форс-мажором. Сперва, по получению срочного вызова, выяснилось, что бензобак пожарной машины пуст. По инструкции этого никак не могло быть, но факты налицо. Пришлось спешно заправляться, но невероятные странности продолжались. Оказалось, и водяной бак безнадёжно пуст! За такое при Сталине полагался расстрел, при Брежневе светила тюрьма, сегодня – хоть бы что. Залили воду, выехали, не успели облегчённо выдохнуть, как лопнуло переднее правое колесо. Осмотрели, вроде чисто, резина пришла в негодность по старости. На том и порешили: форс-мажор. Когда к утру удалось потушить пожар, под остовом дома обнаружили три обгорелых, вряд ли подлежащих экспертизе, трупа.

Плакали ведь по почившему Брежневу, но симметрично радовались меченому Горбачёву. На Украине всё происходило, как обычно, через «запрягайте, хлопци, коней». Первый секретарь Владимир Васильевич Щербицкий отсутствовал на пленуме, назначившем в генсеки Михаила Сергеевича Горбачёва, поэтому велел подчинённым срочно подготовить подробный отчёт «Об итогах пленума и наших задачах». Услышав впервые новое слово «перестройка», он скомандовал: «Стоп!», пожевал губами, словно пробуя на вкус неудобоваримое буквосочетание, и спросил: «Товарищ Кравчук, что скажете? Это какой дурак придумал словцо перестройка? У людей нервный шок».