Читаем Обращение Апостола Муравьёва полностью

Апостол, припомнив слова посыльного, наградил было немного валюты портретами вождей, но затосковал и вернулся в чистое искусство. Сначала к котам и поцарапанным мальчикам. После к полюбившейся ночной красавице. Хотелось проверить границы собственных возможностей. Почему бы и нет. Жизнь – игра, творчество – сложнейший изыск истины, а с нею и смысла жизни. Творить постоянно, на грани физических и душевных сил, смертельно для стопроцентного человека, но даже такой экстраординарный атлант, как Муравьёв-Апостол, впрочем, ограниченный собственной физиологией и сопротивлением материала, на запредельных нагрузках ломается. Организм, ощущая приближение предельной черты, реагирует неадекватно. Тогда грядут конфликты с действительностью.

Существенную разницу, где именно применить свои таланты, Апостол перестал ощущать. Лодочник думает, что управляет хлипким судёнышком своей судьбы самостоятельно. Возможно, в начале пути такое заблуждение отвечает истине, но по мере удаления от детской беспорочности с треском ломаются вёсла, за ними рулевое управление. Безжалостные волны вкупе с немилосердным солнцем насилуют борт, пока он, растрескавшись, не даст течь. Лодочник, творец и лоцман судьбы, вместо того, чтобы приложив к бескозырке руку, смотреть вперёд, отдавшись воле провидения, занят черпанием воды из разбитого корыта. Где разница, если это имеет отношение к тебе, какое определение устроится после слова гений – гений бокса, гений рисунка, или гений имитации?

Ворон при следующей встрече, не сдержав ликования, похвастал с порога:

– Ну, проходи, проходи, воин… Чтобы тебе так сладко жить и не окочуриться… Пошли на ура флагманские баксы. Богатый бомонд в обморок попадал, языками липкими зацокал. В три дорога заглотили твои причудники – враз модными стали… Надо же, чего удостоились вожди пролетариата… В драгоценную оправу взяты, на золотой цепочке в видных местах на стенке болтаются. Как ни странно, Маратушка, цена растёт и растёт. Делай по-быстрому ещё и на меня скидывай… Никакого криминала, а выхлоп – царский…

Случается. Одно дело, если отец, приготовив сыну подарок, сунет запросто в руки в памятный день. Дитя наверняка не упомнит. Или иначе, когда родитель, сам с воображением, припрячет заветное, а сын, чтобы найти, своё старание вложит. Скажем, добудет папаша пару монет – не шибко ценных, но с чужестранными подъеденными надписями, прикопает где-нибудь среди средневековых развалин, а сыну предложит на поиски «клада» отправиться. Поедут вместе куда-нибудь в старинную крепость, и среди рухляди и хлама выкопает пацан, исподволь по отцовой указке, памятный на всю жизнь «клад». Вот что подарок. С них станет. В кои времена упросит мальчишечка батю в прятки постараться. Если отец недогадлив или нетерпелив слишком и сына сразу отыщет, не избежать пацану огорчения. Быстро найдут – удовольствия мало. Случись, отец изобретательный, с пониманием детской души – дождётся, когда сын сам себя обнаружит. Окрикнет, завозится, чтобы слышно было. И тем поощрит отца взять и найти. Отыщется парень, но удовольствия получит побольше. Напротив, если отец поленится искать, сдастся, любимое чадо испытает разочарование, какое там торжество. Услада от игры в любом случае останется, но отказ от игры, от поиска – первая причина недоверия. Наступит время прятаться отцу, пусть сообразит, что укрыться должен не слишком тщательно, но для забавы в меру, чтобы отыскать удалось вовремя. И надобно отцу тогда уж изобразить расстройство от проигрыша. Как раз тут проясняется, что истинная награда – когда тебя неизбежно находят.

Среди преступников любых кланов, мастей и специализаций легко выделить два трафарета. Одни преступают закон из-за выгоды, другие, лучше назвать их игроки, ради куража. Игрок имеет свой почерк – по нему опытные следаки идут по следу, и даже умеют правильно предположить следующий шаг игрока. Игрок, посмеиваясь, легко видоизменяет обстоятельства в нужной направленности – то усложнить работу следствия, а то и облегчить. Иные, ушлые, умеют сработать с минимальным числом улик, наследить ложно и даже поиздеваться над следаком, оставив на месте преступления свою фирменную улику, «визитную карточку».

Марат Игоревич Муравьёв-Апостол, прирождённый изобретательный и наделённый многими талантами игрок, в деньгах не нуждался. Поток неожиданного вдохновения к какому-либо занятию часто становился его движителем, управлял им, понуждая к действию. Последнее увлечение, тяга к чистому искусству вылилась в безнадёжное в конце концов предприятие. Отложив на потом выгодные предложения Ворона, Апостол решился фабриковать двадцатипятирублёвые, наиболее защищённые советские ассигнации. Он с энтузиазмом взялся бы имитировать рублёвую купюру, окажись она наиболее сложной в изготовлении.

Перейти на страницу:

Все книги серии Аэлита - сетевая литература

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее