Обращение в слух

Федя посмотрел — и увидел рядом с собой, близко-близко, лицо с чёрными при неустойчивом свете огня глазами. Ещё не очнувшись, ещё не вернувшись в себя, он вдруг ясно — до страшного ясно — почувствовал, что каким-то неведомым образом вся его жизнь — и сам он, весь он — принадлежит этому человеку, зависит от него — от неё — и даже больше того: не только «принадлежит», а каким-то непостижимым образом является с этим другим человеком — единым целым. Они были разделены, между ними было физическое расстояние — и в то же время они были единым целым. Он видел, что этот другой человек рядом с ним — эта почти совершенно ему не известная девушка с чёрными в тенях глазами — в сущности, он сам и есть. Вокруг двигались тени. Он понял, что происходит, о чём он мечтал, не смел даже мечтать. Всё осуществлялось сейчас. Горел огонь, двигались тени. Он много-много раз, много-много раз думал и говорил о «любви», но не знал, что любовь — это так прямо и страшно.

VII. Рассказ о Степном гнезде

Когда я замуж вышла в двадцать пять лет, у нас с мужем восемь лет не было детей.

У меня всё в порядке, у мужа в порядке — а детей нету и всё.

И вот одна женщина мне предложила, что надо сменить обстановку. И как-то она убедила меня, и мы поехали с мужем на Дон. У нас была большая спортивная база при фабрике. Мы взяли палатку, спальники, и на машине… — муж тогда работал в сельхозуправлении, а там молодым специалистам была льготная очередь, ему дали «Москвич», — мы поехали с ним на Дон, в районный посёлок Иловля. Прямо около Дона палатку поставили, был бархатный сезон: помидоры, арбузы, дыни… Вы не поверите: три рубля — целое ведро помидоров! Побыли там, наверно, дней десять…

И, представляете, с той поездки он у меня и родился! Вы представляете?

Врач мне говорит — акушерка: «Вы кого ждали, девочку или мальчика?» А я же вижу, этот свисток-то у него торчит… я уж ей ничего не говорю, стесняюсь: «Да мне всё равно, мальчик или девочка…» — а сама в душе ликую: сынок родился! Казак донской…

Вы обещали рассказать, как сына в армию провожали.

Да?..

( вздыхает)

Нет, я могу рассказать. Он закончил школу неплохо. Неплохо. И мне хотелось как матери, чтобы он поступил в институт. Он занимался, старался, поступил в Тамбовский государственный университет. Я за него радовалась.

А потом там что-то произошло… или он с ребятами познакомился не с теми… Начал прогуливать. Я, конечно, за ним контролировала. С методистом встречалась не раз, с руководителем университета…

Но… меня сын не слышал. И, в конце концов, он оставил университет. Это было в конце апреля. А в середине мая пришла повестка из военкомата. Ну, у нас настрой был в семье неплохой: пойдёт в армию, возмужает…

Он вообще в юности занимался славяно-горицкой борьбой, ещё когда в школе учился. И вот однажды мы с мужем пошли за него болеть в дом культуры. На сцене маты, и там они, эти ребята, между собой в спарринге борются. И я даже не знала, что его так много знает пацанов — тех, которые болеют в зале: когда он выходит и начинает бой — вдруг зал взрывается, и кричат: «Володя!.. Мочалов!.. Мочи!..» А они в шлемах, у них такая одежда, спецодежда для борьбы… Мы с отцом сидим, у меня внутри всё вот так… — волнуюсь! ему ведь тоже поддают… и он эти соревнования выигрывает! Потом заинтересовался карате, стал ходить на карате… Мы всё это приветствовали. Потому что мальчишка — ему для развития надо…

И вот он уходит в армию. Мы с мужем его провожали на станции, станция Тамбов. Подъехал состав. Там очень много молодёжи, уже они экипированы… А он высокий, под два метра парень, у него большой размер обуви — пятьдесят с чем-то… Пятьдесят с чем-то, да. Очень широкая нога, подъёмистая и длинная. Он всё смеялся, говорил мне: «Мам, мне сапоги не найдут!..»

И вот я смотрю: выходят они — и в толпе этих ребят, хотя они все были одинаково одеты, я его, конечно, узнала. И на нём такие сапоги, как лыжи, и идёт он… кирзовые сапоги.

Когда их там распределяли — мы спросили у этого… ( тяжело вздыхает) у этого капитана — он приезжал с Ростовской области и набирал себе группу. Он сказал, что их повезут в Ростовскую область в город Батайск, и там у них в течение трёх месяцев будет школа…

Конечно, наш дом опустел.

А когда у них была присяга, он нас пригласил — и я поехала на присягу. Приехала туда — жара… Ростов город мне запомнился: солнце палящее и большая влажность — прямо дышать невозможно. Я не могу в жару. Вот когда холодно, мне полегче. А когда жарко, я изнываю, и у меня нет трудоспособности.