Обращенные

Но есть вещи, которых не хватает куда больше. Множество вещей, которые больше не являются частью вашей жизни. Например, солнечный свет. Конечно. Шоколад. И сигареты. Персики — даже консервированные, забальзамированные в сиропе. Возможность сбежать со своей треклятой работы под предлогом протечки в ванной. По большому счету, можно назвать любую из составляющих нашей дурацкой жизни. То, как ваша кожа и кости реагируют на перемену погоды. Сладостное ощущение, возникающее, когда вы, спасаясь от холода, вбегаете в ресторан, его затуманенные окна, за которыми вы попадаете в объятья разнообразных запахов всего-что-только-пожелаете. Вид пара, который поднимается над вашим именем, написанным желтым по снегу. Голубой свет полной луны. Возвращение домой за полночь, когда начинает действовать водка с тоником и напитки с неприличными названиями, которые выпиваются залпом.

И кофе. Кофе. Кофе…

Я обнаружил: когда чувствуешь себя подобным образом, обычно помогают женские титьки.

Дерзкие, притягивающие взгляд, голые, живые, подпрыгивающие примерно в том же ритме, который задает ди-джей. Это привычка, которой я обзавелся довольно давно, задолго до того, как отношение смертных к вампирам резко изменилось, когда ваш покорный слуга и некоторые из моих доброжелательных приятелей решили этому поспособствовать. Мы были миссионерами вампиризма, а стриптизерши — нашими апостолами. Мы обратили их в свою веру, они обратили в нашу веру своих клиентов… а их клиенты обращали своих жен и любовниц. В общем, старый добрый принцип «шести рукопожатий».[1] Каждый из нас был клыкастым Джонни Эпплсидом.[2]

Мы назвали себя «Общество Доброжелательных Вампиров», и наша цель была довольно проста: нам требовалась небольшая компания, готовая разделить наши страдания. Мы хотели, чтобы попытки других ребят быть нормальными, снова и снова влюбляться, жить не только ради следующего приема пищи, накрылись медной трубой. Мы не хотели видеть рядом с собой тех, кто будет стареть, — в то время как мы остаемся молодыми, — напоминая нам о нашем бесконечном существовании и тех жалких, ничтожных вещах, которыми мы его заполняем.

Наш девиз звучит гордо: «Каждую минуту рождается кровосос». Проблема состоит в следующем: чем ближе мы к тому, чтобы это стало реальностью, тем более очевидным становится то, что мы — настоящие кровососы. Быть «нормальным» значит укротить себя. Но вампиризм стал… одомашненным. Индустрализированным. Коммерциализированным. Охота для жертв и доброжелателей сменилась чем-то вроде работы — мы думали, что это пройденный этап. Мы снова должны были зарабатывать на жизнь — или после-жизнь, в зависимости от обстоятельств. Мы ушли от того, чтобы вонзать клыки в великолепные, сочные шеи и пришли к тому, чтобы набивать сумки плазмой, произведенной известными фирмами, которая поступает из чанов, а не из вен, и изготавливается из стволовых клеток и прочих новых лабораторных компонентов. И точно так же мы ушли от того, чтобы быть настоящими хищниками, и превратились в настоящих потребителей — с совершенно понятной потребностью, которая могла быть совершенно удовлетворена, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Итак, вампир идет в бар…

Не летит, не бежит по следу, подобно волку, не несется по темному линолеуму, щелкая крысиными коготками. Не вползает через замочную скважину или в щель под дверью облаком тумана. Настоящие вампиры не прибегают к подобным спецэффектам — отчасти потому, что просто не способны, отчасти потому, что являются двуногими прямоходящими и в состоянии передвигаться так, как подобает двуногим прямоходящим.

Он решает отдать себя на милость этой ночи — возможно, своей последней ночи. Он желает этого всем своим открытым (но опустевшим) сердцем.