— Клянусь тебе, я вас не перепутаю. Вопрос улажен?
— Но это мое имя, — повторяет она.
Ее кулачки сжимаются с такой силой, словно она пытается удержать то единственное, что является ее неотъемлемой собственностью.
— Твое второе имя, — уточняю я, разочарованный тем, что дело приобретает такой оборот. — Которым тебя все равно никто не называет.
— Но это все равно мое имя.
Ее кулаки начинают дрожать; она поднимается на цыпочки, словно готовясь издать вопль.
— И имя Солдата, твоей собаки, — я нажимаю ей на макушку, возвращая ее ступнюшкам горизонтальное состояние. — Видишь бант? Это подарок.
Пауза.
— Это тебе.
— Я его ненавижу.
Это неожиданное заявление выбивает меня из колеи, и я просто не знаю, что сказать. Остается только проверить у себя наличие каких-нибудь телепатических способностей, которые могли бы меня спасти.
Бесполезно.
Но Солдат только вытягивает перед собой свои огромные щенячьи лапы, позволяя им скользить по деревянному полу. Он кладет свою огромную щенячью голову между лап, а потом приподнимает брови — движение, которое заставляет меня задаться вопросом: может быть, он тоже пытается послать мне сообщение? Что-нибудь вроде «заберите меня отсюда».
— Может, назовем его Сол? — спрашиваю я.
Вполне достойный компромисс.
— Нет.
— Соло?
— Нет.
Еще одна попытка.
— Салага?
— Нет, — отвечает Исузу, скрещивая руки на груди.
Я плаваю, как студент у доски. Несомненно, все эти созвучности могут слегка запутать бедное существо: одна кличка дома, другая на прогулке, в обществе отца Джека и Иуды… В отличие от последнего, этот бедолага бессмертен. Так что у него будет предостаточно времени, чтобы привыкнуть.
Исузу, кажется, приняла последний вариант к рассмотрению. Я пытаюсь вообразить механизмы, которые вращаются у нее в голове, критерии, по которым она могла бы выбрать соответствующее имя для… кого? Моего второго любимца? Так получается? Исузу чувствует угрозу со стороны Солдата? Выходит, что Солдат — эквивалент второго ребенка, насколько это касается ее? Конкурент, претендующий на мою любовь?
Задним числом я пожалел, что не принялся кататься по полу вместе с ним, когда мы вернулись домой.
— Сюрприз! — произношу я, распахивая пальто, чтобы показать его — как мне казалось тогда, домашнего любимца без недостатков.
Я позволяю ему прыгать по комнате, царапая когтями доски, в то время как Исузу наблюдает за ним, онемев от радости. По крайней мере, я так думаю.
— Его зовут Солдат, — сообщаю я, как раз перед всем этим — прежде чем он принимается скрести когтями доски, ползать на брюхе и кататься по полу, как идиот.
Я только хотел показать, каким забавным может оказаться щенок.
Думаю, Исузу увидела нечто большее: что этот новый щенок нравится мне куда больше, чем она. И в довершение всего, чтобы оскорбить ее еще сильнее, я позволяю себе назвать этого щенка ее именем — как забывчивый родитель, который дает младшему ребенку игрушки старшего.
Так какое имя вы дадите своему конкуренту? Скорее всего, самое оскорбительное. Салага. Или парашечник. Или «Полижи-мою-задницу»?
— Ладно, — смягчается Исузу.
— «Салага» подойдет? — уточняю я.
Исузу мрачно кивает, ее руки еще скрещены на груди, как у маленького Наполеона.
— Ты его все еще ненавидишь? — торопливо спрашиваю я, поскольку у нее, кажется, еще сохраняется уступчивое настроение.
Исузу смотрит на своего щенка-вампира, Салага смотрит на нее. Щенок, из-за которого разгорелся весь сыр-бор — шоколадный Лабрадор, самая симпатичная порода, которая только существует на свете. По крайней мере, так должно быть. Вырастая, симпатяга превращается в самого мерзкого представителя породы лающих и тявкающих, какого только может завести ваш ближайший сосед. Вместе с ними растет и дикая потребность убивать. К счастью, Солдат никогда не станет более крупным и менее симпатичным, чем сейчас, когда он таращит на Исузу свои большущие щенячьи глазенки, а его ноздри слабо раздуваются, уже изучая запах нового хозяина.
— Думаю, нет, — говорит Исузу.
Возможно, она понимает, что ей будет с кем поиграть, пока я на работе.