Обратимость

Мы выходим из салона. Рувер вновь подхватывает на руки Никку, поддерживает дверь для Саши, потому что тот выглядит слабеньким и горбится. Может, я вылечила не все его раны? Протираю руками лицо как раз в тот момент, когда брат поворачивается спиной к «немецкой речке». Он обходит машину, находит меня, и, не позволив мне вымолвить и слова, прижимает к себе. Крепко.

- Ты чего?

Саша не отвечает. Сильнее стискивает мою талию, дрожащей рукой поддерживает макушку и горбится, будто избитый, растерянный мальчишка. Я сначала ничего не понимаю, но затем вдруг слышу:

- Я просто смотрел, - хрипит он, - просто смотрел на то, как ты рискуешь своей жизнью и ничего не мог сделать.

- Саша. - Закрываю глаза и касаюсь щекой ее трясущейся груди. – Перестань. Не надо.

До меня вдруг доходит, что я, действительно, затянула не все раны. Душевные порезы, куда опаснее физической боли. Остановить кровотечение снаружи, но не суметь унять его внутри – и смысл тогда в нашей силе, если она не способна избавлять от, порой, самого ужасного: от воспоминаний. Абсурдный вопрос, конечно. Я бы предпочла видеть перед собой живого брата, пусть и с ноющим терзанием где-то в груди. Но вот что предпочел бы он – это уже повод для дискуссии. Открываю глаза и замечаю Рувера. Он смотрит на нас, сжимая в руках тело Никки, и не шевелится, будто размышляет: смог бы он так же крепко обнимать своего брата, будь тот жив. И я киваю. Не знаю, зачем. То ли отвечаю на мысленный вопрос: да, конечно, смог бы. То ли просто благодарю его за то, что он здесь, рядом, стоит и молчит, выражая своим взглядом куда больше, чем он сумел бы выразить своими словами. Но Рувер никак не отвечает мне. Он просто разворачивается и уходит, и у меня внутри все вспыхивает, и я непроизвольно вновь зажмуриваюсь. И я понятия не имею, почему вдруг становится так грустно.

Как бы то ни было, через пару минут Саша приходит в себя. Мне тоже приходится взять под контроль мысли. Я еще раз приобнимаю брата, говорю, что не зачем волноваться, и пусть сама в этом не верю, но упорно лгу. Жить в иллюзиях проще, а главное – полезнее. Смысл нагнетать панику, когда нет времени даже на сомнения. Мы поднимаемся на третий этаж. Дверь в седьмую квартиру открыта, однако внутри тихо. Разуваемся. Я прохожу в зал и на диване вижу Никку. Она все так же спит.

- Где остальные? – Саша небрежно шмыгает носом. – Они же поднялись раньше нас.

- Не знаю. – В квартире тепло. Даже как-то уютно. Повсюду маленькая, коричневая, бордовая мебель, книжки, фигурки неизвестных мне существ: что-то из мифов древней Греции. И я вспоминаю, как впервые очутилась в этом доме, когда венаторы похитили отца и подстрелили мой бок. Встряхиваю головой. – Может, поставишь чайник, как думаешь? – Невольно усмехаюсь. – Это абсурдно, но я очень сильно хочу есть.

- Что же в этом абсурдного? – закатывая рукава, нервничает брат. – Тебя пытали, вот и аппетит разыгрался. Вполне нормально реакция.

Закатываю глаза. Вряд ли сейчас хочется шутить, но смех продлевает жизнь, и, черт подери, я с удовольствием ухвачусь за эту примету. Осматриваю свою грязную одежду и стягиваю через верх толстовку. Теперь я в одной майке, но она хотя бы не пропитана насквозь кровью, что радует. Иду по коридору, закручиваю непослушные волосы в пучок и вздыхаю. Мне бы найти Риту, взять у нее парочку чистых вещей. В конце концов, даже после ванны от меня будет жутко вонять. Наверно, об это не стоит думать. Однако я все-таки человек, и даже возможность смерти не заставит меня разить так же мерзко, как один мой одноклассник в школе. Помнится, как раз-таки по этой причине с ним никто не общался. И я, конечно, понимаю, что заводить сейчас новых друзей не самое лучше время, но, тем не менее. Слышу за одной из дверей голоса. Приближаюсь и вижу шатенку. Она ходит из стороны в стороны и разгневанно взмахивает в воздухе руками. Позже я понимаю, что Рувер кидает в нее какие-то вещи, а она с рычанием и злостью их замораживает. Это такое развлечение?

- Крестная значит, - шипит Рита и отбивается от очередной статуэтки. Та замирает прямо перед ее лицом. – Может, хватит? Рувер, черт подери, ты со своей психотерапией в печенках уже! Говорю, у меня все нормально! – шатенка отмахивается от маленькой, фигурки балерины, и та с грохотом разбивается о стену. – Ясно?

- Ты не в себе, - размеренно протягивает парень. – Просто вздохни пару раз и все.

- Вздохнуть? Мой отец был венатором! Моя крестная пытала Аню!

- Ваша крестная.

- Откуда ты знаешь? Возможно, Анина крестная какая-нибудь более известная личность в Аспиде, а не просто сумасшедшая психопатка! – Рита зажмуривается и откидывает назад спутанные волосы: интересно, они у нее вообще грязными бывают? – Что нам делать? Венаторы повсюду.

- Мы сами виноваты. Не стоило оставаться у них дома.

Рувер удивительно спокоен. Я приближаюсь чуть ближе, чтобы полностью видеть его лицо.

- А ты не подумал о том, что у нас попросту нет выхода. Все повторяется. Каждый раз одно и то же.