"Мамочка, что с тобой? - тормошил ее Виктор. - У тебя такое лицо, словно ты увидела привидение!" Люда смотрела на белую нитку прибоя, за которой нарядными зелеными распадками разворачивался остров. "Вика, это он, - одними губами произнесла она. - Но это не может быть он... Тут, сейчас... Ничего не понимаю..." "Кто, он?" "Тот, с собакой и девочкой. Ты еще смеялся, когда собака рванула в трюм. Но в каком виде! Вика, он просто не может быть в таком виде." "Каждый может силой обстоятельств быть в любом виде. Только я не понимаю, какое мы имеем отношение к этой экзотической группе. Я не знаю их." "Его там звали Кондор. Теперь вспоминаешь? Три года назад, у Шульцев..." "Ты влюбилась в элегантного еврея с экзотическим именем, но тотчас мне во всем призналась. Я тебя простил, а к ним надо немедленно подойти. Представишь меня несостоявшемуся любовнику. Я уже привык покровительствовать свысока твоим незадачливым поклонникам. Меня это как-то возвышает в собственных глазах." "Вот ты и подойди, Вика. Вдруг это все-таки не он. Я ведь, когда Шульцы эмигрировали, была уверена, что и Комары слиняли в свой Израиль." "Люка, был бы какой-нибудь Израиль для украинцев, я бы сам немедленно слинял!" "Папочка, ты просто не понимаешь! Он был та-акой респектабельный и самоуверенный, с та-акими перспективами, что он и в Союзе должен был быть уже доктором-профессором, а уже на Западе!.. Я была уверена, что он там уже миллионер..." "И что ты упустила единственный шанс и осталась мучиться с таким неудачником, как я." "Папочка, ты - талант. Ты еще всем кондорам утрешь нос. Иди же. Разведай. Не подлезать же мне с воспоминаниями к незнакомому человеку, а?" "Подожди, мамка. Пусть они хоть на палубу выйдут." "Подождем." "А собака? У них что, в подвале была собака?" "Дочь была, но я ее не видела. Сказали, что у бабушки. А вот собаки точно никакой не было. Но тут они быть не могут. У них родители где-то под Сочи, что им делать во Владивостоке?" "Не скажи! Сейчас многие предпочитают..."Ладно, давай без этого дальневосточного патриотизма для наивных. Как будто я не знаю, что такое Крым и Кавказ. Нас может утешить только то, что у нас тоже море, не более того." "Позволь, а где же твоя эффектная красавица Жанна? Ведь ты никогда не жаловала женщин, а тут такое восхищение. Значит, нечто заметное. Я не прочь отплатить этому Кондору его же монетой. Если она так хороша, как ты описала, то моя месть будет сладкой!" "Старый ты и жалкий мой ловелас! С твоей-то застенчивостью..." "Тебя же я увлек!" "Она его за муки полюбила..." "Погоди, вот они. Ну, он?" "Я лица пока не вижу... Фигура вроде его, но, Боже, какая осанка!.."
"Рита, не смотри на волны, - заговорил мужчина. - Выбери какую-нибудь неподвижную точку и не своди с нее глаз." Они прошли к борту и остановились в двух шагах от завороженно смотревшей Людмилы. "Папа, где она... точка эта, мне пло-о-охо! Папа! Я сейчас просто вырву... меня будет рвать..." Девочка позеленела, бросилась к борту, перегнулась и затряслась - маленький тонкий бурлящий человечек... "Ну, легче?" "Даже не знаю... Мне надо куда-то сесть..." "Пойдем в трюм?" "Нет! Там на иллюминаторы все время зеленое лезет..." Они прошли так, что Люда и Виктор убрали ноги, сели почти напротив. "Риточка, видишь маяк. Смотри только на него. И не мигай." Но девочка вцепилась в отцовскую руку, часто зевая. "Папа, - вдруг совсем другим голосом сказала она. - Вон та тетя на тебя так все время смотрит..." "Какая тетя? - он скользнул равнодушным взглядом по лицам Виктора и Людмилы и снова обратился к дочери: "Как насчет лимона?" "Только не лимон, - горячо возразила Рита. - Когда я рвала, он мне в нос попал. Теперь там кисло." "Рита, смотри, крейсер идет." "Пусть идет... Мне плохо..."