Обратная перспектива

Рационализм сыграл в европейской цивилизации колоссальную роль. Из него выросло заманчивое, но опасное представление о проектности мира, философским выражением которого стал марксизм. Ведь что, собственно, предлагает марксизм? Он предлагает, основываясь на разуме, а не на инстинкте, основываясь на науке, а не на горстке религиозных догм, построить мир, гораздо лучший, чем есть, – мир без жестокости и насилия, мир без эксплуатации и нищеты, мир без войн, без удручающих социальных контрастов, мир, где все люди будут, как предписано им природой, равны и где человек человеку будет не волк, как сейчас, а товарищ и брат. Это была идея ослепительной красоты: вот он, рай, говорил марксизм, он действительно существует, он достижим… Заметим, что классический капитализм к концу XIX столетия полностью себя исчерпал. Его алчность, его лицемерие, его грубость, его безжалостность просто бросались в глаза. Мало того, что он порабощал миллионы людей, высасывая из них жизнь, чтобы превратить ее в прибыль для ничтожного меньшинства, но он еще и швырял человечество в огонь бессмысленных войн. Как только поднялись над полями сражений облака удушающего иприта, как только солдаты обеих сторон начали выкашливать в агонии куски сожженных трахей, так сразу стало понятно, что прежнее мироздание умерло, что романтические мечтания о прогрессе превратились в гнойную плоть. Социализм представлялся тогда единственной альтернативой, царством божьим, могущим быть построенным на земле.

Только не надо путать социализм с утвердившимся после Октябрьской революции сталинизмом, пишу я дальше. Сталинизм – это восточная деспотия, тиранический мрачный реликт, вынырнувший при распаде мира из темных веков. Так при отливе обнажается дно, покрытое гниющими водорослями. Так открывается при эксгумации куча перепревших мерзких костей. Преступлениям сталинизма нет оправданий. Однако это не значит, что исчерпан сам социалистический идеал. Вспомним, что христианство, светским воплощением которого являлся социализм, прежде чем предстать в виде просвещенного европейского гуманизма, тоже прошло период подростковой жестокости, период идеологического террора, период крестовых походов, период инквизиции, которая в относительных цифрах, вероятно, уничтожила больше людей, чем сталинские репрессии. Каждая большая идея должна созреть. Каждая мировоззренческая доктрина, если, конечно, имеется в ней некий реальный смысл, пройдя пассионарную фазу насилия, в конце концов обращается к методам убеждения. Вероятно, и время социализма еще придет. Он еще возродится – только в более мягкой, гуманной, современной, окультуренной форме.

Это одна сторона вопроса, пишу я. Другая же заключается в том, что социализм выражает собой давнее и неустанное стремление человечества к справедливости. Не к равенству, я это специально подчеркиваю, а именно к справедливости, когда «дано каждому по мере его». Далее я коротко поясняю, что представление о справедливости – это чисто христианская инновация. В древнем мире о справедливости никто даже не помышлял. Здесь должное и сущее совпадали: мир мог быть трагическим, но он не мог быть никаким иным, собственное положение могло казаться человеку ужасным, но воспринималось оно не как нарушение справедливости, а как несчастье, обрушившееся с небес. Все было естественно и закономерно: раб – это раб, а царь – это царь. Так этот мир был устроен. Такова была наличная данность, формируемая волей богов. Даже Аристотель, сделавший в этом отношении шаг вперед, рассматривал справедливость в значительной мере как воздаяние, то есть как награду человеку за подвиги или труд, а вовсе не как метафизический принцип, обусловленный самим фактом человеческого бытия.

Ситуация принципиально изменилась с появлением христианства. Провозгласив равенство всех людей перед богом, объявив, что для спасения души не имеют значения ни национальность, ни происхождение, ни накопленные богатства, как бы ни были они велики, христианство породило тем самым сначала идею социального равенства, а затем представление о «врожденных правах», которыми обладает любой человек – просто в силу своего статуса человека. Должное и сущее были таким образом разведены, и несовпадение их стало восприниматься как несправедливость. Вся последующая история европейской цивилизации, весь ее весьма непоследовательный социогенез есть фактически «распаковка» этого метафизического канона, продвижение к справедливости, медленное и противоречивое сближение сущего с должным. Полное их совмещение, разумеется, невозможно. Абсолютная справедливость – такая же абстракция, как абсолютное зло. Однако и расхождение не должно быть слишком большим, иначе мир потеряет психологическую устойчивость.