Обратная перспектива

Это тоже, в общем, известный историкам факт. Где‑то в начале 1930‑х годов Сталин, уже обретя в стране абсолютную власть, распорядился перевести часть документов НКВД с Лубянки в провинциальный Орел, где для них был сформирован Специальный отдел. Видимо, полагал, что так будет спокойнее. Подальше, подальше от любопытных московских глаз. Архивы еще не разобраны, кто знает, какую бомбу там можно найти. Тем более что Орловский централ, созданный аж в 1840 году, считался одной из крупнейших и надежнейших тюрем России. Стены вот такой толщины. Где еще хранить государственные секреты, если не здесь? Однако немцы осенью 1941 года продвигались стремительно. Оборона разваливалась, Орел был взят ими уже 3 октября. Архивы, включая и Спецотдел, почему-то вывезти не удалось. Вполне возможно, что в панической суматохе тех дней о них просто забыли. Зато успели расстрелять практически всех заключенных Орловской тюрьмы, в том числе – знаменитую (в прошлом) Марию Александровну Спиридонову. В Большой советской энциклопедии (я сам это читал) скромненько сообщалось, что после мятежа левых эсеров она отошла от политической деятельности, подразумевалось, что просто где-то тихо живет, в действительности была тогда арестована, ненадолго освобождена, пыталась бежать за границу, опять была арестована, четырнадцать лет провела в ссылке – в Ташкенте, в Самарканде, в Уфе, вновь была арестована в 1937 году по обвинению в контрреволюционной и террористической деятельности. Интересно, почему ее не вытащили на московские процессы 1937–1938 годов? Потому, вероятно, что сломать «мученицу революции» так и не удалось. Это не Зиновьев с Каменевым, превратившиеся в тряпичные куклы. Все равно последовал неизбежный финал. Сталин лихорадочно убирал тогда последних свидетелей, тех, кто, как он считал, мог быть ему опасен в случае военного поражения. Тем более что еще помнились легендарные революционные имена. Эхо подлинного Октября, хоть слабо, хоть смутно, хоть искаженно, но все-таки продолжало звучать. Тогда же расстреляли Христиана Раковского, Ольгу Каменеву (жену Л. Каменева, сестру Л. Троцкого), доктора Плетнева (лечил Ленина, Крупскую), жен Гамарника, Егорова, Уборевича, Корка – всех, кто мог слишком многое о Сталине знать. А немцы в упоении первых грандиозных побед бумаги, вероятно, вовсе не разбирали, свалили, скорее всего, в зáмковые подвалы, двери заперли, забыли на много лет. Американцы ими тоже не заинтересовались. У них как раз завершалась работа по сверхсекретному «Манхэттенскому проекту». Создавалось атомное супероружие, способное резко изменить баланс сил на земле. Вот – власть над миром, могущество, не имеющее границ! Развернулась по всей Европе охота за учеными-ядерщиками. Что там какие-то старые каракули большевиков?

Мне становится трудновато дышать. Ирэна, которая до того спокойно сидела напротив – чуть прогибаясь, уткнувшись носом в экран, – вдруг поднимается, неторопливо обходит угол стола и, наклонившись, обхватывает меня сзади за плечи. Теперь мы всматриваемся в компьютер щека к щеке. Исходит от нее такой эротический жар, что у меня начинает звенеть кровь в висках.

Идет мощная выработка тестостерона.

– Не надо, – полузадушенно произношу я и, мягко освободившись из плена, отъезжаю со стулом чуть в сторону. Ирэна тут же возвращается на свое место, опять прогибается и деловито, щелк-щелк, танцует пальцами по клавиатуре.

Как будто ничего не произошло.

Я говорю, слегка задыхаясь: