Обратная сила. Том 3. 1983–1997

Ему даже удалось встать и при этом не покачнуться. С улыбкой обняв Таню, он почувствовал предательскую дрожь в ногах и поспешил снова сесть на свое место.

— Я много слышала о вас, — обратилась негромко Алла к сидящей рядом Вере, — так что мне кажется, что мы с вами давно знакомы. И о вашей дочери Саша с Люсей всегда говорили в самых восторженных выражениях. Это так замечательно, когда давние друзья становятся родственниками!

— Свойственниками, — сухо поправила ее Вера. — Я тоже рада. И тоже много о вас слышала.

Все сосредоточенно пили бульон, ели мясной пирог и делали вид, что трапеза — самое важное и ответственное дело всей их жизни. Через некоторое время, когда молчание за столом стало уже невыносимым, Люся вдруг спросила:

— Аллочка, а что с разменом вашей новой квартиры? У нас ведь точно такая же проблема, нам нужно разменяться, чтобы отселить Борьку с Таней. Мы нашли маклера, очень толкового, как нам показалось. Если тебе нужно…

Орлов явственно ощутил, как отступило и начало таять висевшее над столом напряжение. Какая все-таки молодец его жена! Какая умница! Нашла-таки нейтральную тему, которая интересна всем присутствующим!

— Ой, я даже не знаю, — обрадованно подхватила Алла. — Андрей что-то пытается устроить по своим каналам, а я — как все, в Банный переулок езжу каждый день, как на работу.

В Банном переулке, рядом с проспектом Мира, сосредоточился весь московский информационный поток по части съема и обмена жилплощади. Стены пестрели написанными от руки или напечатанными на машинке объявлениями, а по переулку шныряли, выискивая потенциальных клиентов, многочисленные «жучки» — маклеры среднего и мелкого пошиба.

Через несколько минут обстановка за столом приобрела характер миролюбиво-оживленный, в обсуждении животрепещущей проблемы принимали участие все, кроме Александра Ивановича. Орлов молча слушал вполуха, не в силах полностью сосредоточиться на квартирном вопросе — слишком уж громкими и назойливыми оказались мысли о двух женщинах, сидящих рядом. «Люсенька так до конца и не поверила в то, что между мной и Аллой ничего нет. И что бы я ни говорил, как бы ни убеждал — она все равно будет сомневаться. Снять с меня подозрения в измене может только правда. А сказать правду я никогда не смогу. Я не смогу признаться, что тридцать лет обманывал ее. Аллочка пришла сегодня… Ей трудно, у нее так мало близких людей, и она пришла к нам, потому что больше не к кому… Спасибо Люсе, что не выгнала ее. Хотя с какой стати она стала бы выгонять Аллу? Это у Аллы могли быть претензии к моей жене, а не наоборот. Но моя девочка не держит зла на Люсеньку, она все знает и все понимает про Андрея. Даже представить страшно, как ей больно и одиноко… Я бы так хотел ей помочь, поддержать, успокоить, но чем старательнее я буду это делать, тем сильнее будут подозрения Люси… Господи, в какую же чудовищную ловушку я попал! Я не могу успокоить любимую жену и избавить ее от ревности. И я не могу поддержать и утешить любимую дочь, чтобы не вызвать излишнего недовольства жены и вообще избежать пересудов. Разве я хотел, чтобы так получилось? Мне было девятнадцать лет, шла война, и я всего лишь хотел иметь пусть призрачный, но шанс выжить, если попаду в плен. Я опасался попасть в лапы особистов, которые никому и ничему не верили, арестовали бы меня и замучили нескончаемыми проверками. Я рвался воевать, бить врага, а не отсиживаться под арестом. Потом, после войны, я стал бояться лагерей и обвинений в измене Родине. Потом, во время ажиотажа из-за «дела врачей», начал бояться антисемитизма. Я прошел всю войну — и вынужден признать себя трусом. Я прожил честную достойную жизнь, но эта жизнь — чужая, я украл ее у Сани Орлова. Я не только трус, но и вор».

Ему показалось, что в груди образовался и начал медленно, но неуклонно увеличиваться горячий чугунный шар, и Орлов испугался, что сейчас опять начнется то самое… Он посмотрел на жену и вдруг подумал с отчаянием: «Люся мне не верит. И Алле не верит. Она просто делает вид, что все в порядке, чтобы не было ссоры и свары, потому что не хочет портить праздник детям и боится волновать меня. Она притворяется. Она, хозяйка этого дома, вынуждена принимать у себя женщину, которую считает любовницей своего мужа, сидеть с ней за одним столом и угощать, и делает это только ради того, чтобы у меня не сдало сердце. Я не только угодил в ловушку, я еще и поставил свою жену в унизительное положение. Ну и кто я после этого?»

Наверное, Александр Иванович сильно побледнел или изменился в лице, потому что Люся вдруг прервалась на полуслове и бросила на него встревоженный взгляд.

— Саша, тебе нехорошо? Может, пойдешь приляжешь? Боря, помоги папе встать.

Борис тут же вскочил.

— Правда, пап, пойдем, я тебя провожу. Вчера был тяжелый день, тебе пока еще нельзя такие нагрузки…

— Да, — пробормотал Александр Иванович, неловко поднимаясь с места, — я прилягу ненадолго. Только вы, ради бога, не беспокойтесь, просто я немного устал.

В спальне Борис заботливо уложил отца на кровать, взбил подушку, накрыл пледом.