Азия сейчас успешно учится у японцев, как некогда японцы – у европейцев и американцев. Но в том, что их опыт может принести реальную пользу России или странам Восточной Европы, я очень сомневаюсь – прежде всего в силу глубоких цивилизационных и психологических отличий. Особенности русского менталитета позволяют четко отделять форму от содержания, имидж от сути происходящего. У нас не принято поддерживать имидж только ради того, чтобы выглядеть усердным, даже если при этом кажешься бестолковым. Русский менталитет позволяет в ряде случаев мимикрировать под условия работы в японских, или подобных японским, компаниях, изображая бурную активность, но сохраняя при этом внутреннее спокойствие. Не случайно в последние годы среди наших эмигрантов в Японии сложилась поговорка «Если вы целый день читали на работе новый роман Акунина в Интернете, а уходя, слышите вслед: «Спасибо, что усердно потрудились» и не испытываете при этом угрызений совести, то вы полностью адаптировались к работе в японской компании». Имидж для нас все еще – ничто, а гамбару ради гамбару и вовсе – не для нас. Это – несвобода. А она даже японцев приводит порой на край, из-за которого не вернуться.
Когда имидж решает все… вопросы жизни и смерти
14 мая 2009 года Главное полицейское управление Японии с горечью констатировало, что «обострение проблемы занятости в условиях мирового кризиса привело к резкому росту числа случаев суицида». Даже на фоне вот уже 11-летней печальной традиции превышения 30-тысячного порога числа самоубийств, прошедший год с его 32 249 случаями оказался рекордным. Почему растет эта удручающая статистика, вы уже поняли, но сейчас я хочу рассказать о том, как влияет на выбор места прощания с жизнью… имидж.
В упомянутом докладе содержатся любопытные статистические данные, позволяющие не только отследить по временной координате динамику увеличения числа самоубийств (кстати говоря, отмечен рост с 10 до 40% в период с октября 2008-го – кризисного года), но и четко определить наиболее «депрессивные» районы страны. Лидирующие позиции этого странного рейтинга вполне предсказуемо заняли северные и не слишком процветающие префектуры Аомори и Акита. На самой же вершине, как всегда, прочно обосновался район Яманаси, находящийся в центре главного японского острова – Хонсю.
Такой печальной стабильности он обязан средних размеров лесному массиву «Аокигахара дзюкай», прозванному местным людом «Призрачным лесом». Интересно, что дурная слава Аокигахара на фоне более чем тысячелетней истории страны выглядит абсолютным новоделом: токийские газетчики единодушно отмечают, что «призрачной» эта часть девственного леса с великолепным видом на священную гору Фудзи стала лишь после 1960 года. Именно тогда по всей Японии с триумфом разошелся бестселлер популярного романиста Мацумото Сэйте «Нами-но то» («На гребне волны») о тяжкой судьбе японской женщины, завершившей свой жизненный путь в лесу у подножия Фудзи.
Безусловно, ошибочно считать, что именно эта публикация открыла дорогу в лес желающим свести счеты с жизнью: редкие для современной центральной Японии непроходимые дебри горного леса и до этого привлекали самоубийц – Мацумото был сторонником «правды жизни» в своих произведениях. Однако после выхода повести тоненький ручеек отчаявшихся японцев превратился в настоящий суицидальный поток, набирающий силу год от года – вместе с раскруткой среди склонных к самоубийствам людей имиджа «Призрачного леса» как наиболее подходящей площадки для расставания с «призрачным миром». Смерть в Аокигахара стала модной.
В эпоху экономического роста Японии в «Призрачном лесу» оканчивали свои дни в среднем около 30 человек в год. После кризиса 1991 года количество выбирающих на редкость мучительную смерть (фактически люди соглашаются добровольно заблудиться, чтобы умереть от жажды, голода и переохлаждения) постоянно увеличивается и сейчас достигает 80 человек. Точное количество жертв имиджа этого лесного массива никому не известно, но оно явно превышает несколько сотен – в этих местах постоянно находят неподдающиеся опознанию останки.