Обратная сторона Японии

Строго говоря, японцы, помимо того что страшно гордятся наличием на своих островах четырех сезонов, иногда добавляют к ним пятый – цую – сезон сливовых дождей. Он продолжается обычно около месяца, с конца мая до конца июня, и отличается от остального жаркого и влажного лета еще большей влажностью и долгими, тягучими дождями. Начало цую в моем районе отмечалось еще и парадным выходом на улицу многочисленных крыс. Помню, как одна из них подпрыгивала тушканчиком на вымощенной красным булыжником торговой улочке перед входом в круглосуточный конвиниус – «комбини» – и все пыталась укусить в прыжке кого-нибудь из покупателей. На стенах моего дома суетились неуловимые ящерицы, а внутри невесть откуда появился огромный черный таракан, задавить которого удалось далеко не с первой попытки: мягкая подошва тапочка при этом прогибалась, как если бы я наступил на яблоко-дичку, а крылышки таракана хрустели прожаренными куриными косточками. С концом цую бесплатный зоопарк волшебным образом закрывался: и правда – особое время года. В этот же сезон цую 2002 года в японской политике закончился страшный скандал: в начале июня был арестован влиятельный депутат парламента Мунэо Судзуки. Благодаря знакомству с ним мое открытие Японии началось на две недели позже: на въезд в эту страну понадобилась виза министра иностранных дел Ёрико Кавагути – я попал в какие-то списки людей, «запятнавших себя связью с Судзуки». Скандал этот не стоил бы упоминания – что нам японские депутаты, если бы не был тесно связан с той проблемой, которую официальные японцы считают главной в отношениях между Россией и Японией. Есть смысл ту историю вспомнить и попробовать в ней разобраться.

Я начал целенаправленно заниматься Японией довольно поздно – в 1998 году, когда мне было уже 28 лет. В то время я служил в армии, что никак не способствовало развитию моего увлечения, и после ряда чрезвычайно бурных событий, о которых когда-нибудь еще расскажу, я повесил в шкаф мундир и пришел на работу в журнал «Япония сегодня». Отсутствие японистического образования не способствовало (как не способствует и сейчас) моему признанию в узком мире японоведов, но дало возможность общаться на равных с читателями. Пытаясь восполнить недостаток знаний, я и сам много читал, смотрел и слушал все то, что имело хоть какое-то отношение к Японии, и вскоре получил первый толчок со стороны к углублению этих знаний.

В августе 1999 года я оказался в группе русских журналистов, направленных в ознакомительный тур по Японии за счет только что созданного Центра японо-российских молодежных обменов, больше известного как Центр Обути (по фамилии одного из основателей – покойного ныне японского премьера Кэйдзи Обути). Помимо других интересных событий, во время той поездки произошло мое знакомство с влиятельным политиком, которого наши переводчики-японцы, таинственно прикрыв рот рукой и понизив голос до шепота, характеризовали как второго человека в Японии, как «японского Волошина» – заместителем генерального секретаря Кабинета министров Мунэо Судзуки.

В компании с другими журналистами из России мы встречались с Судзуки не раз – в официальной обстановке: в резиденции премьера в Нагата-те – и в не очень официальной: в ресторанах и караоке. Судзуки всегда был очень энергичен, быстро говорил, рубил воздух рукой и пару раз даже стукнул меня в грудь, в запале рассуждая о чем-то политическом, но он никогда не «нажимал» на нас. Очень непростой человек, окруженный мудрыми советниками, он старательно моделировал имидж «рубахи-парня» и немало в этом преуспел. Он был мне искренне симпатичен – вечно куда-то бегущий, бурлящий, неистовый и экспрессивный, так непохожий на типичного японского политика или дипломата. Вернувшись, я писал о нем, писал хорошо, за что вскоре и поплатился. Во время скандала Судзуки был обвинен в коррупции, в давлении на госчиновников из японского МИДа и чуть ли не в шпио наже в пользу России. В феврале-марте 2002 года он был назван «самым подлым человеком Японии», а все, кто когда-либо контактировал с ним, автоматически попали в «черный список».

Рикошетом досталось и мне. Зимой 2002 года, уже собираясь на стажировку в Токио, когда практически все документы были оформлены, я заехал в редакцию «Японии сегодня». Как нарочно, все сотрудники вышли на обед, и я остался в офисе один. В это время и раздался звонок, возвестивший мне о начале знакомства с японской демократией в СМИ:

– Это журнал «Япония сегодня»?

– Да.

– Мне нужен господин Куланов.

– Это я.

– Да? Очень хорошо. Здравствуйте.

– Здравствуйте.

– Это М… из корпункта газеты «Ёмиури» в Саппоро. Скажите, вы знакомы с Мунэо Судзуки?

– Знаком.

– Вы с ним встречались?

– Встречались.

– Да, хорошо. А сколько раз?

– Не помню. Четыре или пять.

– А вы что-нибудь ели во время этих встреч?

– Ну, иногда ели, иногда не ели. Встречались в разных местах.

– Да, хорошо. А в ресторанах встречались?

– Встречались. Вас интересует, что конкретно мы ели?

– Нет, конечно! Что вы! Нет. А что вы пили?

– Я – пиво. Что пил Судзуки-сан, я не помню, а что?