Обратная сторона обмана (Тайные операции Моссад)

Мы оба знали, что совершили прыжок через широкую пропасть. Она не знала ее глубины, но могла почувствовать. По дороге в отель мы почти не разговаривали. Потом она захотела узнать, где я прятался и что происходит. Этого я не мог ей сказать, мне нельзя было ее впутывать. Я рассказал ей, что работал в Заире в качестве советника по вопросам безопасности. Потом я сказал, что завтра получу деньги, и мы уедем в Канаду.

На следующее утро я спустился, чтобы встретиться с Зухиром и получить от него деньги. Затем я прошел еще один квартал, чтобы купить машину. Это был Понтиак-6000 цвета серый «металлик», 1985 года выпуска, за который я заплатил наличными. После получения страховочной карты и номеров я вернулся в отель. На следующий день мы покинули Вашингтон. Воспоминания об этом месте были не самими приятными для меня.

Мы переживали своего рода второй медовый месяц. Мы никак не могли достаточно насладиться друг другом. После трехдневной поездки мы достигли Оттавы, прекрасной столицы Канады. Этот город Белла однажды увидела в одном телефильме и очень хотела жить там. Не имело значения, какой город мы выберем, и мы выбрали Оттаву.

Первые дни мы провели в отеле «Холидей Инн» на Куинстрит в центре города. Затем мы нашли трехкомнатную квартиру, тоже в центре, в современном многоквартирном здании под названием «Кент Тауэрс».

Белле я сказал, что мне приходится время от времени по своей работе советника выезжать в командировки. Но свободное время я хотел посвятить живописи и графике, о чем всегда мечтал. В конце июля мы уже все жили вместе: Белла, я и наши дочери: Шарон, которой исполнилось семнадцать лет, и двенадцатилетняя Леора. Девочки не были в восторге от этой перемены, но им не оставалось ничего, кроме как принять ее.

Время от времени я звонил Эфраиму с телефона-автомата, чтобы услышать, все ли проходит хорошо, и что мне предстоит в следующий раз. В то время происходило не многое. Он хотел, чтобы я установил новый контакт с египтянами, но я был против. Мне становилось нехорошо при мысли об одновременной работе на две арабские страны. Мы не знали точно об их взаимоотношениях, только лишь, что они достаточно тесно сотрудничают. Из того немногого, что мы узнавали из работы с иорданцами, мы могли заключить лишь, что наши знания были весьма ограничены.

Но так как мы еще не достигли того момента, когда можно было бы разоблачить израильскую шпионскую сеть в Иордании, как я пообещал, я не смог долго сдерживать Эфраима. Ему казалось необходимым ввести египетской спецслужбе прививку против Моссад. Это должно было произойти до конфликта, который планировал Моссад, оказывая помощь (прежде всего путем материального снабжения) мусульманским фундаменталистам через свои связи с афганскими моджахедами. Израильским правым очень мешал мир с Египтом. Сам по себе, мир, условия которого так болезненно (для правых) точно выполняли египтяне, был живым доказательством того, что мир с арабами вполне возможен, и что арабы вовсе не представляют собой таких людей, которыми всегда представляли их нам Моссад и другие правые элементы. Египет соблюдал мир с Израилем и в 1982 году, когда Израиль совершил агрессию в Ливане, и позднее, несмотря на предупреждения Моссад о том, что египтяне находятся в центре десятилетней программы строительства своих вооруженных сил, которая должна была якобы привести к войне в 1986 или 1987 годах – к войне, которой никогда не было. Моссад этим завел себя в такое положение, которое просто требовало проведения акции на египетском фронте. В организации решили, что она должна создать новую угрозу в регионе, угрозу такого масштаба, которая оправдала бы любую акцию, которая взбрела бы в голову Моссад.

Правые элементы в Моссад (как, впрочем, и во всей стране) обладали здоровой, на их взгляд, жизненной философией. Они считали Израиль самой сильной в военном плане страной на Ближнем Востоке, и действительно военная мощь так называемой «Крепости Израиль» была выше, чем у всех арабских стран вместе взятых. Правое крыло верило и до сих пор верит, что из этой силы возникает необходимость противостоять постоянной опасности войны, которая тогда была вполне реальна. Если делались какие-то мирные предложения, то, по их мнению, это приводило к процессу упадка военных стен этой идеологической крепости. Это уменьшило бы власть военных и, возможно, привело бы к закату Государства Израиль. По этой философии арабским соседям вообще нельзя было верить, и это не мог изменить ни один договор.

Поддержка воинствующих элементов исламского фундаментализма вполне соответствовала генеральному плану Моссад в этом регионе. Управляемый фундаменталистами арабский мир не пошел бы на переговоры с Западом и таким образом Израиль снова стал бы единственной демократической и рациональной страной в регионе. И если бы они смогли бы привести Хамас (палестинских фундаменталистов) к тому, чтобы переманить у ООП широкие массы палестинцев, то все сложилось бы самым лучшим образом.