Обратная сторона океана

Жили мы после развода родителей и последующего спешного и очень неудачного обмена квартиры на Дальнем Востоке в одной тесной комнатке волгоградской коммуналки на три семьи. В ней двенадцать лет ждали ордера на новую квартиру, которую должен был получить наш участник войны, съедаемый раком на наших глазах. Чтобы продлить жизнь, хирурги вывели ему из живота толстую кишку, а мы с мамой, как могли, убеждали, что совсем скоро она сама встанет на своё прежнее место. Он не верил и терпеливо молчал.

После переезда в Волгоград родители мамы за бесценок продали свой городской дом и переехали к нам. Так будет веселее, подумали они. В то время на Дальнем Востоке люди жили с открытыми дверьми и душами. Мои ближайшие родственники действительно думали, что в коммуналке с другими людьми будет проще выживать и, на самом деле, веселее. Бабушка, дедушка, мама и я оказались в восемнадцати квадратных метрах, перегороженных полированным шифоньером с ширмой, за которой спали старики. По другую сторону – мы с мамой на полу. На полу потому, что если поставить вторую кровать, днём негде будет ходить. А так – убрал пару матрасов с пола, и проспект открыт. Помню, каждый вечер мама читала мне по две-три сказки на ночь, а я её требовательно тормошил, когда она, уставшая после работы, засыпала с книжкой в руках. Зато к тому времени, когда я сам научился складывать буквы в слова, мне уже прочли фактически все сказки народов мира.

Стол, три полки с книгами, пространства между которыми тоже были полками, швейная и стиральная машинки, бабушкины старый комод и новая прялка, чёрно-белый телевизор «Чайка» на чёрных ножках, кресло-кровать и сервант, холодильник уже не вмещался – он стоял в общем коридоре, как и у всех. У нашего, когда дрались два хозяина других комнат, а происходило это периодически, каблуком от армейского сапога пробили дырку в дверце, поэтому он был с латкой. Туалет, ванная и кухня на три стола, за которыми по любому из-за тесноты нужно было есть семьям по очереди, – общие. По одной конфорке на семью на общей газовой плите. Четвёртая конфорка – тоже общая, пользовались ею согласно очереди. Общежития и коммуналки в своё время сформировали особую ментальность советского человека, разрешавшего свои вопросы не по закону, а по бытовым понятиям этого самого общего жития, где люди с утра до ночи трутся спина к спине. Двенадцать лет своего детства я мечтал о собственном уголке метр на метр, где будут только мои игрушки и я с ними. С годами игрушки менялись на пластилиновые поделки, которые взрослели вместе со мной, коньки, клюшки, футбольные мячи и книги, не было только этого угла. И вот теперь я сам себя обрекал на яхтенную коммуналку на пять человек… Ирония судьбы. В новую квартиру мы переехали за месяц до смерти деда. Свою заслуженную отдельную двухкомнатную жилплощадь он всё-таки успел увидеть…

Мельком проплыла в толпе Ивета, жена Артура, она аккуратно промакивала платочком уголки красных глаз, пытаясь сохранить праздничный макияж мужественной и вместе с тем очень мягкой, домашней, вечно ждущей своего супруга женщины, верной жены. Около неё стоял её родной брат Паша, с которым мы успели познакомиться, и многочисленные родственники Важитянов, в основном со стороны Иветы.

Вдруг вспомнилось, как Паша, встречая нас с Костей из Питера, на своей «Ниве» заехал на перрон. Как мы вместе впихивали в его короткую машину привезённый груз. Как возмущалась такой дерзостью охрана вокзала. Паша, с внешностью греческого атлета, с проседью в курчавой чёрной бороде и пышными усами, жёстко рубил: «У нас спецпропуск», хотя никакого пропуска, а тем более «спец», и подавно не было. Отчаянный мужик, подумал я тогда. Такие проламывают дорогу в жизни, как атомоход «Ленин» ледяную пустыню. Ещё десятки лиц. Среди них Лёшка-сосед, одноклассник Саша Герцев с женой Ириной. И они пришли. Ребята с работы. Надо же, здесь не только «вечёркинцы», пришли коллеги и из других газет. Снова взглядом вернулся к своим. Как же они останутся без меня?! Сейчас эта мысль особо жестко хлестнула по моему сознанию, и вся усталость от подготовки перехода, суеты последних дней, бессонной последней ночи за одну секунду испарилась без следа. А глаза уже смотрели куда-то в даль голубого чистейшего неба.

Потом нас хлопали по плечам, жали нам руки, фотографировали и фотографировались вместе, брали интервью. Было ощущение, что провожают космонавтов. И эти космонавты – мы. Когда спустились в лодку, в которую сразу прыгнуло человек двадцать гостей, Витька поймал кураж, переоделся в спасательный комбинезон, тут же превративший его в этого самого космонавта, только без шлема, под гром аплодисментов прыгнул с борта и, разбросав в воздухе руки и ноги, плашмя шлёпнулся на воду, вызвав восторг толпы и «космический» всплеск, поднявший сотни искрящихся на солнце капелек. Красно-оранжевый комбинезон хорошо держал его вес. Через несколько секунд Витька уже взлетел на палубу.