Обратная сторона радуги

Раввин Маркус Фогель как всегда безразлично смотрел в тарелку. Однажды он стал свидетелем убийства своей семьи во дворе собственного дома. Его жизнь фашисты сохранили, физически сильный мужчина мог пригодиться в трудовых лагерях, только поглумились над несчастным отцом семейства, расстреливая детей по одному.

Бледный юноша по имени Даниэль ни на минуту не оставлял его, с волнением реагируя на малейшее изменение в состоянии своего подопечного. «Это так тяжело, – говорил он, – мне кажется, что рав Фогель постоянно переживает тот ужасный день заново». – «Реактивная депрессия проходит, – успокаивала его пани Саломея, – наберись терпения».

Вдруг в столовой появился молодой человек в форме Палмаха и, увидев появившуюся Хану, так устремился ей навстречу, что едва удержался на ногах. Даниэль проводил его укоризненным взглядом, но солдату, похоже, было все равно.

– Хана, – выпалил Рубен, – знаешь… хочу кое-что тебе сказать… выходи за меня замуж. – И для особой убедительности он взял со стола пучок петрушки и сунул ей в руки вместо букета.

Почуяв что-то интересное, и молодежь, и те, кто постарше, мгновенно навострили уши, только раввин, как обычно, остался безучастным. Растерянная Хана молча оглядывалась по сторонам.

– Давай хотя бы вместе побродим по окрестностям, – не сдавался Рубен, – у меня есть три часа до караула, пара незапылившихся историй и яблоко. И все это твоё.

Ловя на себе многочисленные взгляды, Хана неопределенно кивнула и скрылась на кухне, пани Шломцион незаметно последовала за ней.

– Откуда этот парень?

– Из Будапешта.

– Он тебе нравится?

– Нет, – встрепенулась Хана и бросила, наконец, петрушку на стол.

– Конечно, нет, мне он тоже совершенно не нравится, – согласилась пани Шломцион. – Заканчивай здесь поскорее и возьми у Фриды её зеленое платье. Оно тебе очень к лицу.

– Ребе, как хорошо, что я вас встретил, – говорил в это время Рубен. – Обвенчайте нас, пожалуйста.

– Вы кто такой? – устало спросил Фогель.

– Я Рубен, ребе. Рубен Боннер. У меня было три старших сестры, когда я родился, и мама, по слухам, воскликнула: «А вот и сын!» А за сим другого имени мне уже не светило. Ведь эту же фразу сказала Лея, родив Иакову первенца.

– Рубен лишился права первородства, – тихо сказал раввин, не столько желая спорить, сколько по инерции, – он позарился на наложницу отца.

– Влюбиться невпопад и не наделать ошибок – это же утопия, – согласился парень. – А ведь именно Рубен отказался участвовать в расправе братьев над Иосифом. И даже спас ему жизнь в последнюю минуту.

Фогель равнодушно кивнул и снова уставился в пустоту.

– Ребе, – проникновенно сказал Рубен. – Вы же не откажете осиротевшему солдату?

– Кем были ваши родители?

Рубен понял, что означал этот вопрос, но спокойным голосом ответил:

– Мои родители были врачами, отец хирургом, мама педиатром.

– Рав Фогель спросил не об этом, – как примерный секретарь пояснил Даниэль.

– Хорошо, мой отец был евреем, а мама венгеркой, вас это интересовало?

– Но это значит, что…

– Что законы Галахи не признают меня евреем? А вот немцы признали бы. Мои сестры были близняшками и погибли в лапах чудовища Менгеле. А мама не захотела отвернуться от «расово неполноценного» супруга и последовала за ним в лагерь.

Рассказ Рубена по-человечески тронул Даниэля, но он продолжал стоять на своём.

– Однако отклонившись от законов Торы, мы утратим право на землю, на которую вернулись. Ведь она дарована нам именно Торой.

– Я считаю, что эта земля дарована нам историей, здесь жили наши великие праотцы, духовные лидеры народа.

– Пророки, – поучительно сказал Даниэль. – Пророки, а не лидеры.

– Да как угодно. Только называть талантливых организаторов, умеющих отделять зерна от плевел бычками, которых небеса водили за веревочку, обидно, мне их славные земные дела дороже мифической избранности.

Услышав это неожиданное заявление, Даниэль в справедливом гневе приготовился было обрушить на голову оппонента весь свой запас красноречия, но Фогель неожиданно твердым жестом остановил его.

– Продолжайте.

– Первым лидером был Авраам, человек, по-видимому, добрый и справедливый. Бессмысленная жестокость языческих обрядов амореев, а Авраам родился амореем, его огорчала, поэтому он своевременно дал начало новой религии, взяв за её основу милосердие. И за ним последовали.

– Аврааму было знамение, – возмутился Даниэль – он ничего не придумывал сам.

– Авраам мог стать свидетелем жертвоприношений новорожденных Баалу, у любого стороннего наблюдателя это вызвало бы шок. То, что он посчитал знамением, вероятно, было психогенной галлюцинацией вследствие нервного потрясения. И будучи изобретательным человеком, он ловко положил конец и ритуальным убийствам, притворившись, что хочет принести в жертву новорожденного сына, а потом, сославшись на ангела, дал своим последователям понять, что новое верование подобного рода дела не одобряет.

Даниэль молча, продолжал враждебно поглядывать на новоявленного вольнодумца.