Обратная сторона вечности

— Мы всегда будем с ней и будем защищать и оберегать ее до последней капли своей души, — вторит ему Тайяскарон.

И Небесный Кузнец, бессмертный Курдалагон, приступает к самой странной и непостижимой части того таинства, во время которого и рождаются наконец новые клинки…

Каэтана рассеянно поглаживала мечи Гоффаннона, и они отвечали ей легким звоном.

— Вот оно что, — потрясение огляделся вокруг Нингишзида. — Значит, это люди…

— Странно, — сказал Тхагаледжа, — у меня такое впечатление, что я грезил наяву или видел сон, не засыпая.

— Так оно и было, — согласился Барнаба. — Мы побывали в гостях у Кузнеца. Я хотел, чтобы вы своими глазами увидели, как все обстояло. А теперь вы не хуже нас знаете, что два воина всегда сопровождают госпожу Каэтану во всех ее странствиях. И им все равно — богиня она или нет. Потому что они по-прежнему любят ее.

— Неужели это и есть та самая вечная любовь, о которой так мечтают люди? спросил татхагатха.

— Наверное, — сказал толстяк.

— Что ты собираешься делать теперь, о Суть Сути? — решил внести некоторую ясность в свои запутанные мысли верховный жрец.

— Сейчас все объясню. Очень скоро, надеюсь, мы с Барнабой двинемся в путь. Больше никого с собой брать не буду. О том, куда я отправлюсь в первую очередь, я скажу вам перед самым выходом — сегодня мне еще нужно кое с кем посоветоваться. Беда наша в том, Нингишзида, что все мои знания расплывчаты и обрывочны. Я знаю, что враг у нас есть, но не знаю, где он и кто он. Мне нужно отыскать моих родичей, а я даже не знаю, что с ними случилось. Мне нужно собрать огромную армию, а я все еще не представляю себе, как убедить людей, что час решающей битвы стремительно приближается… Но я справлюсь. Должна справиться. Вот сегодня еще побеседую с монахами… — Каэ не успела договорить.

— Так они есть? — возопил Нингишзида, хватаясь за голову.

— Нет, — терпеливо разъяснила она. — Их нет, но ты их видел, и я их вижу и говорить с ними собираюсь.

— Иногда мне кажется, что я сошел с ума, — признался Нингишзида.

— И что в этом страшного? — лучезарно улыбнулась Каэтана. — По-моему, ты плохо представляешь себе разницу между помешательством и сумасшествием. В первом случае действительно горе: в голове все смешалось, мешает жить и дышать. Так и называется — помешательство. А во втором — ты сошел с мощеной, проторенной людьми дороги и неожиданно оказался на поляне, в лесу. И в глубь чащи уводит неведомая тропка. Кто знает, может, там, в лесу, тебя ждет чудо? Не бойся сходить с ума.

Тхагаледжа низко поклонился богине:

— Что ты изволишь приказать мне?

— Приказать — ничего. А вот попросить тебя собрать армию я должна. Знаешь, я подумала, что сначала сама разузнаю все про эти странные смерти, а потом уже покину страну, когда буду уверена, что хоть здесь все в относительном порядке.

Нингишзида облегченно перевел дух. Это решение означало, что Кахатанна задержится в Сонандане еще на какое-то время. Он не хотел признаваться в этом даже самому себе, но с тех пор, как она вернулась к своему народу, все испытали огромное облегчение. И хотя жрец то и дело сетовал на неразбериху и чудеса, которые постоянно творились вокруг Богини Истины, в глубине души он был все это время счастлив. Нингишзида не представлял себе, как теперь будет жить в стране, опустевшей без своей повелительницы.

Барнаба, о котором забыли за тревожными мыслями, подал голос:

— Мне хотелось бы лечь отдохнуть. Я устал быть материальным. Оказывается, быть человеком — тяжкий труд.

— Может, развоплотишься? — предложила Каэтана.

— Ну уж нет, — запротестовало Время, — ни за что, ни за какие коврижки! Я целую вечность мечтал об этом — и опять назад? Нет-нет. Ведите меня отдыхать.

— Я думал, что богам не нужно отдыхать, — шепнул татхагатха жрецу, улучив мгновение. — И обедать тоже нет надобности. Странные они у нас.

— Вы у нас не менее странные, — негромко ответила Каэтана. — В сущности, мы все мало чем отличаемся.

— Конечно, — скептически заметил Нингишзида.

Каэ проследила за его взглядом: жрец во все глаза смотрел, как Барнаба пытается оторвать от себя лишний нос.

Настроение у Джоу Лахатала было прескверное. Впрочем, вполне обычное после памятной битвы на Шангайской равнине. С тех пор как Кахатанна сумела пройти за хребет Онодонги и добралась до своего храма, Змеебог чувствовал себя очень неуютно. Самым неприятным для него была шаткость его нынешнего положения, а также неопределенность в судьбе его братьев.

Несомненно, что власть Интагейя Сангасойи упрочилась не только в Сонандане и не только на Варде, но и на всем Арнемвенде. А Новые боги оказались в непривычной для себя ситуации, когда конкретно ничего неизвестно. Некоторые из Древних богов стали все чаще навещать Воплощенную Истину, но не требовали у Джоу Лахатала, чтобы он уступил им власть. Таким образом, формально Змеебог оставался повелителем Арнемвенда, но сам мир окончательно перестал признавать в нем своего владыку. Видимо, так подействовало возвращение Барахоя.