Обратная сторона вечности

— Не думаю, — улыбнулся лекарь вопреки трагичности создавшегося положения. — Не так уж я наивен, как иногда кажусь.

— Вот и тут добудем, — подытожил ювелир. — А вот дальше… Дальше что делать? Может, с принцами поговоришь?

— О чем?

— Предложил бы ты им съездить попутешествовать, лучше всего — к Онодонге. Оттуда и до Шангайской равнины недалеко. Отыскали бы, примером, Кахатанну. А отец их отпустит — время сейчас такое, что Аллаэлла в принцах не особенно нуждается. Я правильно понимаю?

— К сожалению, — вздохнул лекарь. — Ну, хорошо. Это я принцам, положим, скажу. А что они должны передать Кахатанне?

— Вот что их матушка кричала, то пускай и передают. Истина на то и Истина, чтобы во всем разобраться. То, что это бесконечно важно, я тебе гарантирую.

— Решено. — Иренсей взмахнул рукой, словно подтверждая собственную решимость. — Сегодня же поговорю с принцами.

— Вот и ладно, — сказал Махама. — А я, стало быть, поищу, кому можно поручить избавить красавицу от лишней тяжести золота… Ты вот что, давай мясо есть.

Старый слуга внес огромное блюдо с жареным мясом и водрузил его в центре стола в обществе нескольких нераскупоренных бутылок.

— Хлеба принеси! — крикнул ему Махама.

Все так же молча слуга двинулся в обратный путь — на кухню за хлебом. А старики, слегка успокоенные тем, что приняли хоть какое-то решение, принялись жадно хватать прекрасно приготовленные, сочные куски жаркого.

Фер, который резал на кухне хлеб, слышал их голоса, звяканье вилок и ножей и звон бокалов. Трапеза была в самом разгаре. Одноухий кобель Уэн сидел у ног слуги и крошил своими чудовищными клыками невероятных размеров кость, полученную для поддержания его сил до завтрака.

— Моду взяли, среди ночи едят, — пожаловался Фер псу, и тот заворчал было, поддерживая беседу (они со слугой были не просто в дружеских отношениях, но и общались как равные), как вдруг поднял единственное ухо и прислушался, бросив свою кость. Шерсть на загривке Уэна стала дыбом, и он весь напрягся.

Фер заволновался и стал сам напряженно вслушиваться в темноту. Луну за окном затянуло невесть откуда взявшимися тучами, и чернота поглотила все пространство вокруг одинокого домика. Сорвался, как зверь с цепи, вихрь: налетел, закружил, вломился в ставни, захлопал дверью. Сквозняком распахнуло окно на кухне, взметнулись занавески, зацепив стоявшие на столе тарелки, и посуда с грохотом посыпалась на пол.

— Что у тебя все не хвала богам?! — рявкнул Махама.

И замолк.

В коридоре раздались странные звуки, будто кто-то шлепал мокрой тканью о пол изо всех сил.

— Это еще что? — спросил Иренсей.

— Не знаю, — ответил ювелир. — Думаю, мало хорошего.

Он выбрался из-за стола, чтобы поглядеть, что происходит в доме, но тут звуки приблизились, и наконец существо, их производившее, само появилось в комнате. Махама посмотрел на него, открыл рот, потом закрыл, не издав ни звука, и скрюченными пальцами вцепился в воротник своей рубахи. Он стоял посреди гостиной, вытаращив глаза, и смотрел, как его смерть приближается к нему на огромных бородавчатых лапах, которые влажно шлепали по полу, оставляя после себя мокрые следы.

Иренсей тоже пытался кричать, но не смог. Горло сдавило ледяной рукой, и ему оставалось только наблюдать, как отвратительное чудовище — то самое, которое совокуплялось с себе подобным на мерзком талисмане Бендигейды (не узнать его было невозможно, хоть раз увидев), — двигалось к замершему на месте ювелиру. Немота раздирала горло, заполняла легкие и теснила грудь. Лекарь уже знал, что это неизбежная гибель, и испытывал удивление лишь от того, что все так долго продолжается.

Не очень высокое, но существенно больше человека, отвратительное создание, похожее на жабу, вставшую на задние лапы и обзаведшуюся клыками и когтями, а также шипами, рогами, крыльями и боги только знают чем еще, ковыляло к двум старикам. Оно раскрыло широкую — от уха до уха — пасть со свернутым в трубку длинным и гибким языком и мерзко зашипело. При этом бородавчатые бока раздулись. В разверстой пещере рта блеснули кинжальные зубы.

Самым страшным оказалось, что невозможно кричать. Все остальное просто не умещалось в сознании.

Фер выглянул из кухни и скрылся.

— Тихо, тихо, — прошептал он, удерживая за загривок пса. — Это не наше дело. Не спасешь его, не рвись — это ведь демон…

Махама так и не издал ни звука, когда тварь выбросила длинный язык, охватила им туловище несчастной жертвы и втянула в пасть. Только хрустнул перекушенный позвоночник.

Иренсей на безвольных негнущихся ногах попытался было отодвинуться от этого воплощенного кошмара, однако красные немигающие глазки твари, казалось, приковали его к месту. Чудовище, хрустя костями, медленно жевало тело Махамы.