А утром на Бамут пошли вертолеты. Они ссыпали ракеты гроздьями. Причем было заметно, кто из летчиков афганец, а кто нет. Иные пускали ракеты издалека, опасаясь подлетать близко к зениткам, но были такие, что зависали над селом вертикально, кабиной вниз, и били в упор. Артиллерия пока молчала, потому что Шаманов сделал все, чтоб нападение стало неожиданным. Сами пушки и боеприпасы были еще в пути. Вот если бы они направились к месту штурма уже ночью, лазутчики моментально доложили бы об этом в Бамут.
Пехота тем временем уже заняла высоты, стоящие вокруг села. Надо остановиться на действиях 234-го полка. Буряты. Еще генерал Булгаков во время взятия Грозного был в ужасе: этот полк невозможно остановить. Если уж он пошел вперед, то ловить его нужно было уже где-нибудь на Аляске или в Мексике. И в этот раз, давая приказ на повторный удар авиации, Шаманов остановился. Мы услышали крики начальника штаба полка Михаила Панасенко:
– Товарищ командующий! Не надо! Мои уже в селе!
– Как в селе?!
Присутствующий генерал Макаров приник к артиллерийской буссоли. Он высматривал полк через оптику.
– Точно! Они уже на окраине, в пионерлагере! Вон подушки с матрасами тырят!!!
Мы снимали битву с высоты, как футбольный матч. Но тут Шаманову пришла в голову мысль – отправить нас в село вместе со спецназом. В лобовую атаку.
– Так, Сладков. Видишь вон там танки?
Язык от страха меня не слушался, но я смог произнести:
– Да.
– Вот идете, садитесь на них и в село. Понял?
Я опять собрался с силами:
– Да.
– Там старший – Темирханов. Скажешь, я приказал.
Никто у нас ничего и не спрашивал. Сели на первый попавшийся танк и поехали. И угадали, потому что два танка – слева и справа – подорвались на минах.
Экипаж, едва тронулись, задраился под брони, и адью. А мы ехали прямо в Бамут. Было страшно, пока я не увидел спецназ и пехоту, идущих справа. Они высыпали из машин прямо перед селом. У одной БМП вместо заднего люка болталась цветная клеенка. Вот это защита. Из-под нее выскочил боец в шортах, видать, обрезал штатные брюки, и с «ирокезом» на голове. Я засмеялся. Чудо, а не солдат. Страх исчез. По колее нашего танка, след в след, шагали саперы. Спасибо, ребята, вообще-то вы должны идти впереди. А так, если наткнемся на мину – встретимся на небесах.
Обошлось. Заехали прямо в середину села, продираясь сквозь заросшие дворы-огороды. Танк иногда останавливался, делал выстрел, и мы ехали дальше.
Пехота, вопреки правилам, шла не впереди, а сзади. Едва выехали на центральную площадь, к нам подбежал невысокий, худощавый человек в бандане и с азиатским лицом.
– Не снимать!
– А мне Темирханов разрешил.
– Я Темирханов, не снимать!
– Я от Шаманова!
– Спецназ не снимать.
– Хорошо, не будем.
Я, наверное, не писа́л. У меня есть принцип. Если мне кто-то что-то дает, из кадров, то я соглашаюсь – это можно, а это нельзя. Если я сам выгребаю картинку из огня, то я и решаю. То, что я добыл в бою, – все можно.
И тем не менее Шаманов Бамут взял. Он вызвал на связь Куцубея.
– Что у вас там?
– Пытались прорываться.
– И?
– Навалили человек триста-четыреста.
– Подбери мне штук шесть трупиков. Самых одиозных.
– Есть.
Не получилось у Куцубея подобрать. Наутро все трупы оказались с обрезанными ушами. Шаманов был взбешен.
– Пришивай!!!
– Да где же я их возьму!
– Не волнует!
Для войны это было естественно. У бойцов уши – на вес золота. Они жгли костры, насыпали слой золы, потом слой песка, выкладывали уши, потом снова слой песка, слой золы, и духовка готова. Уши получались маленькими, звенящими, словно фарфоровыми. Их надевали на нитку и носили, как ожерелье. Ужас, скажете вы? А война не ужас? Этих пацанов после школьной скамьи толкали в чеченские горы, где пленных солдат насиловали, простреливали им коленные чашечки, а потом у живых под камеру отрезали кинжалом голову. После этого надо было любить жизнь, любить ближнего своего и так далее?
Утром в Бамут приехал генерал Квашнин и привез с собой съемочные группы из Москвы. Куцубей прислал три трупа, которых, судя по всему, трижды переехала машина, и было уже непонятно, с ушами они или без. Выложили их на деревянный помост. Рядом посадили деда в шляпе и с рюкзаком орехов – пойманный диверсант. Все. Под камеры подняли флаг над селом. «Неприступная крепость Бамут», как ее называл покойный Дудаев, была взята.
А назавтра я услышал треньканье балалайки. Испугался, вдруг я схожу с ума? Вышел. Действительно, с гитарой, гармошкой и балалайкой стояли люди и пели «Ой, то не вечер, то не вечер». Я, с шумной головой после вчерашнего, взяв баночку пива, подошел к ним.
– А «Комбата» могете?
Люди добросовестно запели.
– А «Три танкиста»?
Кто-то из них отвлекся и спросил у сопровождающего офицера:
– А кто это тут командует?
– Ааа… Это корреспондент «Вестей». Пьяный.
Музыканты, как выяснилось потом, из ансамбля Александрова, плюнули и ушли.
В гостях у Шаолиня
– Товарищ командующий, к вам шаолиньские старики!
– Откуда?