Обратная сторона войны

Говорят, привезут. Как он будет выглядеть? Как его поменяет смерть? Да как выглядит убитый человек… Помню прапорщика Мельникова, которого вынесли из боя в Чечне. Из населенного пункта Бамут. Его вынесли, а он умер. У прапорщика была русая борода и разбитая осколком русая голова. Санинструктор сложил ему на груди руки и связал белой веревочкой, скрученной из бинта. А потом такой же веревочкой подвязал челюсть. И мне показалось тогда все это таким унизительным… Был боец, еще минуты назад. Мощный, здоровый парень. Нес пулемет, боекомплект, стрелял, воевал, командовал. А тут эта нелепая повязка под челюстью, с бантиком на голове.

Я опять пошел к Чуку:

– Ейска везут?

– Да его никак найти не могут.

– Так его что, потеряли? Может, он и живой вовсе?

– Нет, точно, при мне. В дверном проеме его. Встал в полный рост, и все. Пуля прямо в сердце, бронежилет пробила.

– А как же его потеряли?

– Да морги битком набиты. И свои лежат, и чужие… Вон Дэна четыре месяца искали, только нашли. Можете пойти посмотреть, его в штабе к отправке готовят.

В штабе стоял гроб. Один в один как настоящий, только из серого оцинкованного железа, широкий в голове и сужающийся к ногам. Его уже переложили в просторный фанерный ящик, осталось только забить сверху крышкой. Рядом суетился ополченец с оригинальной внешностью. Представьте: камуфляж, длинная русая борода, на затылке торчала волосяная косичка, пальцы его рук блестели перстнями, а в ухе болталась серьга. Необычно для бойца, правда? Завершал наряд краповый берет, который покоился на его голове, с советской звездой в листьях на тулье. Он кивнул на гроб:

– Дэн у нас был всего две недели. Пулеметом скосило. Долетел до земли уже мертвый. Следующий был Таран. Его сначала ранили, он хотел откатиться, не успел, снайпер добил. Его сразу нашли. Отвезли в Москву. А Дэн из Кемерово. На том месте, где он упал, штук шесть воронок было. Видать, взорвалось, отбросило сильно. И присыпало. Я его осматривал, располосовало совсем.

«Груз 200». Подготовка к отправке

Обойдя «груз 200» вокруг, он попросил:

– Помоги.

Мы накрыли ящик прямоугольной фанерной крышкой. Вместо обычных гвоздей ополченец крутил шурупы. Отвертка сидела в его руке как влитая. Я помогал ему, стараясь, чтоб крышка лежала ровно. Он негромко командовал:

– Подожди, тут перетянем.

– Да вроде нормально.

– Я столяр. Столько мебели переделал, я чувствую.

Ящик накрыли флагами «Пятнашки» и ДНР. Мы ушли. Ейска привезли через два дня в таком же ящике. А вечером их выставили на табуретках в темноте перед штабом. Все в кои-то веки построились. Абхаз, придерживая у пояса на весу раненую руку, вышел на середину:

– Обойдемся без громких речей. Скажем так, как оно есть.

Бойцы, с автоматами, висящими на «нерусских» тактических ремнях с прикладами на груди и стволами вниз, стояли в две длинных шеренги.

– По правую сторону наш брат Дэн, подойти к месту гибели которого мы не могли пять месяцев. Но мы это сделали. Он будет покоиться дома, в родной земле.

Все стояли и слушали, опустив головы.

– Слева от меня Ейск. Он много сделал. Он проявил себя как настоящий воин.

Я стоял и тоже слушал. И думал. А как их похоронят дома? Тайно, ночью, как бродяг, или по-человечески? Помню, как в девяносто третьем в рабочий городок, что рядом с гарнизоном Монино, привезли моего приятеля детства Сашку Шлюхтина. Вот же был сорвиголова. Неуемный, чернявый, с рано пробившимися усами, он ходил в клешах, в морской тельняшке и куртке, напоминающей матросский бушлат. И с вечной папироской в уголке рта. Я и не знал, что служить он попал за границу. В Афганистан. Его привезли в гробу со стеклянным окошком в районе головы. Поставили на центральной площади городка, ну, в смысле у овощного магазина, там, где в Новый год обычно ставили елку.

Прощание с Ейском на базе «Пятнашки»

Сопровождающий военкоматчик что-то лепил на тему: они ехали уже на дембель, но на автобус напали бандиты… А его сестра Галька подошла и заглянула в окошко. И повалилась в обморок. Сашка лежал без ушей и без носа. Вот тебе и дембель.

Абхаз уже продолжал:

– Оба погибли от пули. Это не шальные смерти. Они воины и погибли в бою. Оба добровольцы, не солдаты. Их никто не гнал, они приехали по зову души. Запомним же их веселыми, улыбающимися, какими они среди нас были.

Чук и Амур плакали. По-мужски, молча. С каменными лицами, не вытирая слез.

– Да содрогнутся небеса, узнав, что мы отправляем своих братьев к ним! Во славу Донбасса и в память о погибших. Огонь!

Бойцы высадили в небо по магазину и окружили ящики. Кто-то прикладывал к фанере ладони, кто-то крестился. Гробы положили в «Газель» один на другой и увезли в Россию. Все.

Отец