Обратная сторона войны

Кукушкин, с камерой в руке, согнувшись в три погибели, мухой пролетел пустырь и уже стоял у машины. После того, как в Грозном в январе месяце пуля чиркнула его по голове, он старался лишний раз не высовываться. Вадик, наоборот, медленно встал и картинно, не торопясь, зашагал через пустырь.

– Вадь, не выпендривайся, потряси жирком!

А он, наоборот, встал, прикурил сигарету, закрываясь от ветра, и так же медленно пошел дальше. Вдруг из окопа выскочил один из тех самых новеньких образцовых солдат. Засеменил рядом, прикрывая собой Вадика от противоположного берега. Я взбесился.

– Ты что творишь!!! А ну бегом!!! Хочешь, чтоб его из-за тебя убили!!!

Вадик сразу набрал скорость. Он припадал на правую ногу, и было видно, что ему больно идти. Мы отъехали триста метров от передовой. Остановились у блокпоста Московского ОМОНа. Это в него только что попал ПТУР. Как раз перевязывали раненого, осколок застрял в бедре. Видать, от контузии глаза раненого разъехались в разные стороны. Один смотрел вправо, другой влево. Я встречал такое в первый раз. Ну а потом была пьянка. Из-за превышения дозы я нес околесицу. О том, что рано оставил службу, что с удовольствием бы вернулся… Потом еле доковылял до своего вагончика. А утром, часов в шесть, ко мне ввалился полковник Серенко.

– Все, решен твой вопрос!

Я, как вчерашний омоновец, никак не мог собрать глаза в кучу.

– Какой вопрос…

– Есть у нас в Главке для тебя должность. Полковничья! Тебе надо ехать в Москву, оформлять документы.

– Мне в вытрезвитель надо. Или в дурдом.

Вадик, резко повернувшись в мою сторону, поднял вверх палец. Сделал паузу, глядя на меня исподлобья.

– Вот, Саша! Правильно!

Фифти-фифти

Я тут решил заглянуть в аэропорт «Северный». В военную прокуратуру. Был у меня там один знакомый полковник, Петрович. Дядька неплохой, из Питера. Давал мне некоторые комментарии по обстановке. Ужинали вместе пару раз. Даже как-то и формальный повод нашелся – Петровичу стукнуло сорок пять. Комендант Грозного, генерал Баскаев, произнося тост, тогда пожелал:

– Здоровья тебе, Петрович! Каждый мужчина должен успеть сделать три вещи. Построить дом.

Петрович кивнул.

– Вырастить сына.

Петрович кивнул еще раз.

– И посадить… Да. Посадил ты, наверное, немало?

– Пятьдесят семь человек!

Гости смеялись.

А вообще, прокурорских в группировке не любят. Некоторые командиры даже в хозяйства свои их не пускают. «Чтоб не совали нос, куда не следует». Считается, что одни воюют, а другие им всячески мешают это делать.

И вот я как-то зашел проведать Петровича. Хозяин кабинета сидел за столом. А у окна на стуле – лысый круглоголовый генерал. Петрович угрюмо кивнул на меня:

– Вот он.

Генерал сжал кулаки:

– Да ты знаешь, что я сейчас с тобой сделаю?!

– В смысле?

– Да тебя расстрелять надо!

Я понял, что вляпался. Вот только во что и почему?

– Что же ты снимаешь скрытой камерой?! Человека вон подставил!!!

Петрович сидел молча, свесив голову, касаясь подбородком груди. До меня стало доходить… Видать, мой дружок ляпнул что-то не то во время последнего интервью. Его выпороли, а он сказал, что я снимал его тайно, исподтишка. Чудесно.

– Значит, скрытой камерой я снимал?

– Точно!

– А у меня запись-то сохранилась. Там прямо перед товарищем полковником юстиции микрофон стоит. Его видно в кадре. Вооооот с такой большой синей бобышкой! А на ней написано «Вести»! А еще товарищ полковник говорит: «Раз! Раз!» Ну, это чтобы мы звук наладили перед записью. Это что, «жучок»? «Прослушка»?

Я хлопнул дверью. Вот же кретины. Все настроение испортили. Вадик и Кук ждали меня у подъезда зеленого щитового здания прокуратуры.

– Поехали на Центральный рынок. Шашлыку поедим.

– Ты уверен?

– В чем?

– Да в том, что там из нас шашлык не зажарят?

Центральный рынок считался самым опасным местом в Чечне. Нет, конечно, в засаде сидеть – тоже риск, и в колонне ехать по Аргунскому ущелью, того и гляди на фугас налетишь. Но это, как говорится, «фифти-фифти»: может, повезет – а может, убьют. А вот если вы пойдете на Центральный рынок в милицейской или военной форме, без крутой охраны – там точно либо ножом пырнут, либо пристрелят.