Обратная сторона войны

Да, забыл сказать. К началу штурма наш отряд опоздал. Сначала «Пятнашка» помчалась в Дебальцево с другой стороны, в лоб, или, как говорят, внаглую, прям по шоссе. Кто такую задачу поставил – неизвестно. Все было похоже на отвлекающий удар, на разведку боем. И мы почти доехали, но виадук, большой мост, перед городом оказался завален песком. Быстро развернулись и помчались обратно. Колонна джипов, микроавтобусов и легковых. По пути у одной «Газели» пробили баллон. Остановились на открытом месте, ощетинились. Одни возились, меняли колесо, другие рассматривали в бинокли ближайшую вышку с жовто-блокитным флагом. Она стояла метрах в трехстах от нас. Воздух сотрясали хлопки «Ураганов». Кто и куда стреляет – непонятно. Повернули, объехали Дебальцево с правого фланга. Перед железнодорожными рельсами, узнавая дорогу, остановились. В небольшой котловине я увидел несколько медицинских «уазиков» с красным крестом. У костра грелись врачи.

– Потери есть?

– Уже пятерых привезли. Переправили. Осколочные ранения. Пулевых пока нет.

Ясно. Значит, атакующие пока к главным позициям близко не подобрались.

– А так, у нас в Чернухино много полегло. До половины состава рот.

– Ничего, взяли же.

– Взяли…

Вот вам и еще один фактор, выявляющий потенциального победителя. Есть такая штука – болевой порог. Объясню. В армии США, в бою, достаточно зафиксировать пять процентов потерь, чтоб командир имел право повернуть назад. У русских – сорок процентов, да и при больших потерях частенько не отступают. Но там-то, в Дебальцево, сидят такие же русские, такие же украинцы. А иностранцы… Тем деваться некуда, те будут биться до конца.

Мы выгружаемся на поле с неубранными подсолнухами. Какой-то мрачный символ. Однажды мне ветеран войны рассказывал, как его, юного морпеха, заставляли штурмовать деревню в сорок первом, под Москвой. Их вот так же выгрузили на окраине. Заставили всех снять не нужные в атаке бушлаты и аккуратно сложить на снегу.

А потом мат, долгий бег по покрытому настом снегу, стрельба, стоны раненых… Деревню у фашистов отбили. А когда морские пехотинцы, разобрав бушлаты, уходили, позади оставалось белое поле, покрытое сотнями черных гнезд. Их было ровно столько, сколько потеряли ранеными и убитыми.

И вот теперь здесь, под Дебальцевом, из припорошенной снегом земли торчат серые стебли подсолнухов, с черными, поникшими, как у висельников, головами. Это символы наших предстоящих потерь.

Города называют по-разному. Москва – Белый город, или там Питер – город-музей. Для меня Дебальцево – это город-призрак, город-смерть… Город черных подсолнухов.

Черные подсолнухи – символ Дебальцева

Есть места, очень близкие к фронту. Туда привозят окровавленных раненых и спрятанных в черных мешках погибших. Там, в штабах на картах рисуют свои стрелки командующие, где разгружают и загружают снаряды. И кто побывал этих местах, наверное, могут сказать: я был на войне. Эх, ребята… Фронт и война – разные вещи. Война там, где в тебя стреляют, там, где наверняка могут убить. Там, где ты забываешь обо всех проблемах, о глобальных вещах, о нюансах. Главное, дожить до вечера, там посмотрим.

Бойцы ссыпаются из «Уралов» прямо в подсолнухи. У каждого на рукавах белые повязки, а на груди или в погонах гвардейские ленточки. Все тот же знак, определяющий, кто свой, кто чужой. А еще у всех эмблема: флаг Абхазии, соединенный с флагом ДНР, и с надписью поперек: «Пятнашка».

А там, в котле, их ждут такие же военные, в таких же «горках», с таким же оружием, говорящие на том же языке. Только у тех на рукавах желто-голубые повязки, а на шевронах – трезубцы или похожие на свастику пауки. Маленькие такие детали, позволяющие убивать друг друга.

Начинается обычная предбоевая суета. Прямо на снег кучами наваливают зеленые тубусы гранатометов «Муха», ящики с патронными цинками. Пулеметчики оборачивают себя патронными лентами. Все подпрыгивают, проверяя, хорошо ли подогнаны рюкзаки и разгрузки.

– Эй! У кого гранат нету?!

О, да это карманная артиллерия! «РГК-3», кумулятивные гранаты, им лет шестьдесят, не меньше. Бойцы вскрывают некрашеные деревянные ящики, шурша вощеной бумагой, вытягивают на свет салатовые цилиндры.

– А как ими пользоваться-то?

– Увидишь танк и кидай! У нее в полете такой парашютик из ручки выскакивает, старайся, чтобы она навесиком прямо на броню попала.

– И что?

– Да ничего! Экипажу каюк, вот что!

Посреди этого броуновского движения я обратил внимание на пулеметчика с позывным «Крым». Молодой совсем, даже щетина не растет. Очки, как у ботаника. Ему бы учиться где-нибудь в университете. А он сбежал на войну. Из родного Симферополя.

«Крым» стоит спокойно, не выражая эмоций, смотрит в одну точку, чуть выставив вперед подбородок. Понятное дело, настраивается, это же первый его поход.

Все оглядываются по сторонам, где-то в километре ухают «Грады». Экипированный плотный мужчина в годах подгоняет:

– Быстрее! Идет прорыв!

Ого, прорыв… Это в какую сторону, интересно, не в нашу ли?

«Пятнашка» заводит себя перед боем