Обратная сторона войны

О камикадзе сказано так много, что трудно не повториться. Остановлюсь лишь на тех моментах, которые, на мой взгляд, наименее известны..

Я часто пересматриваю кинохронику с атаками камикадзе, пытаясь представить атмосферу ужаса, которая царила в те минуты боя. Небо кипит от разрывов зенитных снарядов, исчеркано паутиной трассеров. Некоторые прорвавшиеся самолеты, словно на последнем издыхании, врезаются в надстройки американских кораблей, и в том месте вздымаются чудовищные клубы пламени. Но еще больше падают в море. Сбитые, они, разваливаются на части, у них отбиваются крылья, летят обломки, и машины валятся в воду, не дотянув каких-то сто, а то и пятьдесят метров до цели.

Но даже близкое падение самолета, начиненного взрывчаткой, может быть опасным для корабля. Об этом можно судить хотя бы по описанию отражения атаки германских торпедоносцев.

«Летя всего в трех метрах от поверхности воды, он (торпедоносец} вплотную приблизился к крейсеру, не выпустив торпеды и ни на дюйм не увеличивая высоту. Видны уже кресты на плоскостях, до крейсера не больше сотни метров. В последнюю секунду пилот отчаянным усилием попытался набрать высоту. Но спусковой механизм, видно, заело — виною тому была не то какая-то механическая неполадка, не то обледенение. Очевидно, пилот намеревался сбросить торпеду в самую последнюю минуту, рассчитывая, что мгновенное уменьшение веса поможет машине круто взмыть вверх.

Нос торпедоносца с размаху врезался в переднюю трубу крейсера, а правое крыло, ударившись о треногу мачты, отлетело словно картонное. Взвилось ослепительное пламя, но ни дыма, ни взрыва не было. Мгновение спустя смятый, изувеченный самолет, из боевой машины превратившийся в пылающее распятие, с шипением упал в морс в десятке метров от корабля. Едва над ним сомкнулась вода, раздался страшной силы подводный взрыв. Оглушительный удар, похожий на удар гигантского молота, поваливший крейсер на правый борт, сбил с ног людей и вывел из строя систему освещения левого борта».

Подобное можно сплошь и рядом наблюдать в документальных фильмах о войне на Тихом океане.

При виде подобных кадров я не могу по-мальчишески злорадствовать: «Ага, не вышло, японский фашист! Недотянул!» Война — это страшно. И я в данном случае не выбираю чью-то сторону. Мне одинаково не по себе при мысли о том, что чувствуют американские моряки, на которых несется смерть, и о том, что испытывает японский пилот, в последнюю секунду осознающий, что гибнет, так и не выполнив свой долг.

Известно, что лишь каждый пятый смертник достигал своей цели. Например, «в самоубийственных атаках в 1944–45 гг. погибли 2525 морских и 1388 армейских летчика, причем из 2550 вылетов камикадзе 475 оказались успешными».

Кстати, в официальных письмах родным погибшего камикадзе командование всегда сообщало, что он поразил вражеский корабль. Запрещалось говорить, «что в действительности он не сумел попасть в цель, что его сбили еще на подлете» и т. д. Информация о самоубийственных атаках передавалась в газеты и на радио. Она подвергалась жесткой цензуре, и все погибшие камикадзе представлялись исключительно как «божественные герои», лишенные недостатков.

«Уступая в качестве и количестве вооружений, японцы пытались компенсировать это самурайским пренебрежением к смерти. Они создавали отряды людей-торпед — подводников, вооруженных минами на бамбуковых шестах, и пехотинцев, бросавшихся под танки с набитыми взрывчаткой рюкзаками. Союзникам приходилось отражать и так называемые «банзай-атаки, когда солдаты собственными телами разминировали минные поля…»

В 1944 г. американцы столкнулись с новой тактикой: легкие японские истребители с подвешенной под фюзеляжем 250-килограммовой бомбой таранили корабли.

Сначала американцы думали, что у атаковавших их самолетов были неисправны двигатели, и летчики таким образом пытались нанести как можно больший ущерб врагам. Но постепенно приходило осознание, что за этим стоит нечто более страшное.

Психологические последствия таких атак были просто ошеломляющими. Замешательство и страх американских моряков росли по мере роста атак летчиков-смертников. Мысль о том, что японские пилоты умышленно направляют свои самолеты на корабли, пугала до оцепенения.

«Было какое-то гипнотизирующее восхищение в этой чуждой Западу философии. Мы завороженно наблюдали за каждым пикирующим камикадзе — больше как публика на спектакле, чем жертва, которую собираются убить. На какое-то время мы забывали о себе, собравшись группами и беспомощно думая о человеке, который находится там», — вспоминал вице-адмирал Браун.