Обратная сторона войны

Что творилось в школе спустя пару дней! Во-первых, опять нагрянула комиссия РОНО, построила всех учителей за закрытыми дверями и, видимо, крепко их «пропесочила» на тему патриотического воспитания детей. По крайней мере учителя после этой взбучки выглядели крайне возбужденными и шептались, косо поглядывая на меня: «Наполеон — Казаринов, Казаринов — Наполеон…» Во-вторых, наша учительница по литературе (а мы как раз тогда проходили «Войну и мир» Л. Толстого) начала урок с гневных слов: «Один из учеников вашего класса, я не буду называть, кто именно, написал при опросе, что его кумиром является Наполеон!»

Мои одноклассники украдкой хихикали, прекрасно зная о моем увлечении наполеоникой, и занимались своими делами, радуясь, что вместо урока, скорее всего, предстоит «разбор полетов».

Я тоже сидел молча, искренне недоумевая из-за чего, собственно, весь сыр-бор.

В конце концов все вылилось в ленивое обсуждение того, что Наполеон все же не Гитлер и имеет некоторое право на уважение.

Я не собираюсь присваивать себе титул идейного бунтаря и борца с тоталитарной системой, как сейчас делают довольно многие, даже те, кто тогда «под стол пешком ходил». Я не буду заявлять о том, что с ранних лет я понимал порочную политику двойных стандартов, сформировавшуюся в обществе.

Ничего я не понимал.

Но случай с Наполеоном запомнил и уже тогда сообразил, что что-то здесь не так. Что что-то до нас не доносят, а то, что доносят, уже расставлено по полочкам и окрашено в разные цвета требуемых ог нас опенок. И что, возможно, моя любимая История тоже может быть подкорректированной и однобокой.

Позднее я узнал, что именно История корректируется больше всего (нас так учили на примере буржуазной истории), но я никак не мог предположить, что идеология распространилась и на военную историю: на вооружение, фактологию, статистику, тактику и стратегию и так далее.

«История — наука крайне политизированная, поскольку отвечает за формирование исторического сознания. Поэтому битва за политически «правильную» трактовку тех или иных событий является важнейшей составляющей идеологических войн».

Не следует обманываться, что все это было возможно лишь во времена тоталитаризма, а теперь кануло в вечность, и сегодняшняя информация якобы достоверная и объективная:

Например, в «Книге для чтения по истории Средних веков» под редакцией профессора С.Д. Сказкина, изданной еще в 1953 году, в статье «Тридцатилетняя война» было написано: «Обезлюдение достигло таких размеров, что во Франконии католическая церковь обязывала крестьян иметь двух жен».

А спустя сорок лет, в 1993 году, то есть когда уже рухнул тоталитаризм вместе с СССР, торжествовала гласность, была отменена цензура, вышла книга Г. Пикера «Застольные разговоры Гитлера». В ней есть рассуждения фюрера о воспроизведении населения: «После Тридцатилетней войны было вновь разрешено многоженство…»

Ну и что? Все правильно сказал «бесноватый».

И все бы ничего, если бы не комментарии к этой фразе редактора книги И.М. Фрадкина: «Исторически несостоятельное утверждение».

Вот так. Когда государство воспитывало атеистов, го оно приводило средневековые примеры двойной морали церковников. Когда, оказалось, что то же самое сказал Гитлер, то это сразу оказалось «исторически несостоятельным утверждением».

В результате один человек, прочитавший «Застольные разговоры» запомнит, что многоженства в Германии после Тридцатилетней войны не было, а другой, знакомый с иными источниками, будет уверен, что было.

А между прочим, именно из таких мелочей формируются противоположные мировоззрения.

Все это я рассказываю лишь для того, чтобы объяснить, откуда происходят ожесточенные споры о, казалось бы, бесспорных истинах. Дело в том, что ни одно государство мира не будет очернять свою историю, принижать свои достижения и превозносить успехи и достоинства противников. Это было бы равносильно самоубийству.

А так как информация сегодня стала общедоступной, то все чаше возникают дискуссии приблизительно следующего содержания.

— У нас были самые лучшие танки!

— Не врите, самые лучшие танки были у нас.

— А вы ими пользоваться не умели.

— Зато у нас их было больше!

Или:

— Мы вас победили в Бородинской битве.

— Ничего подобного, это мы вас в ней победили!

Или:

— Мы знаем, это вы расстреляли пленных польских офицеров.

— Чушь! Уже доказано, что это не мы.

И так далее.

Но бывает, что искажение фактов происходит внутри одной идеологической системы, что приводит к противоречиям и вызывает общее недоверие.

Поэтому ссылаться на источники нужно очень и очень осторожно, словно пробираться по минному полю.

Самое опасное в военно-исторической литературе — это невежество, сознательное искажение фактов и плагиат ее авторов.

Впрочем, я перейду к примерам. И начну с себя.