— Ну, как! Жизнь то не остановилась! У тебя беда, все теперь не так как раньше, но чем больше нам удастся сгладить эту разницу, тем ты будешь менее обделенной себя чувствовать. Машина теперь тебе, пожалуй, нужнее, чем раньше! Ты не будешь ни от кого зависеть. Надо куда поехать, взяла и поехала! И не надо морочиться с общественным, совершенно неприспособленным для этого, транспортом. Да и ты сама лишний раз на автобусе никуда не поедешь — ты гордая и не захочешь показывать свою беспомощность. Машина теперь для тебя это ноги!
— А ведь и правда! Ты прелесть Толь! Наклонись ко мне, — попросила растроганная девушка.
Анатолий Геннадьевич наклонился над креслом, и она обняла его руками.
— Спасибо тебе! Спасибо, что не забыл! Прости меня за все, если что не так.
— Да брось! Умирать, как будто собралась! — сказал он, поцеловав ее в щеку. — Машина будет готова через месяц. Марку и модель я выберу сам, если ты не против.
Визит Анатолия Геннадьевича поднял Вике настроение. Ей сейчас, как никогда раньше, необходимо было чувствовать себя кому-то нужной. Да и такой подарок не мог не порадовать девушку, даже в ее нынешнем состоянии.
Этим же вечером она рассказала об этом Леше. Он, как всегда, искренне порадовался за нее. Леша согласился с мнением Анатолия Геннадьевича о том, что машина ей сейчас нужна.
Все кто у нее остались — это ее родители и Леша со Светой. Анатолия Геннадьевича она не включала в ближайший круг. Остальные же теперь появлялись в ее жизни крайне редко, включая Лену и Наталью Борисовну.
На следующий же день она рассказала новость Свете, и ее верная подруга тоже выразила искреннюю радость. Они обсудили новости школы моделей, в которой Вике уже никогда не побывать. Она любила их новосибирскую школу моделей и любила ту атмосферу соревнований, которую теперь лишь могла представить из рассказов Светы.
Попрощавшись, Света ушла, и Вика закрыла за ней дверь. Она всегда была в хорошем расположении духа после визитов подруги.
Вика подкатила кресло к окну и посмотрела на свой двор. Она увидела Лешу, который вышел из своего подъезда и пошел к машине. По-видимому, он собирался в больницу на дежурство.
Из ее подъезда вышла Света и подошла к своей «Мицубиси». Потом всплеснула руками и, подойдя к Леше, о чем-то и заговорила с ним. Леша улыбнулся и тоже что-то сказал. Они некоторое время стояли и что-то смеясь, обсуждали. Вика приподнялась на руках от удивления. Откуда они были знакомы? Что это значит? Почему она не знает об их знакомстве? Или не знает, потому что не должна знать? Так значит, между ними что-то есть?! Вику от догадки бросило в огонь.
— Ах, ты, моя лучшая подруга! Ах ты дрянь! За спиной у меня завела интригу с моим Лешей?! У меня Леша только один и остался!
Света и Леша тем временем на улице продолжали весело разговаривать и смеяться. Молодой человек смешно жестикулировал руками, что-то объясняя.
Вика вдруг почувствовала всю горечь от предательства. Ее в жизни никогда не предавали, во всяком случае, по-настоящему. И вот сейчас, в такое время, когда она и так едва держалась после страшного удара судьбы, ее лучшая подруга и ее парень, которым она теперь считала Лешу, нанесли ей в спину такой удар.
С мокрым от слез лицом, она, истерично перехватывая колеса, покатила свое кресло на кухню. Все то, что еще держало ее в этой жизни, все те причины, которые она по крупицам собирала такими усилиями, вдруг перестали иметь значение! Ей больше ничего не хотелось видеть, знать и главное чувствовать! У нее больше не было сил выдерживать, не было больше никаких сил.
Прикатившись на кухню, она, рыдая, поднялась на руках и вынула из ящика стола мамин «Феназепам». Отвинтив крышечку и уронив ее на пол, высыпала в ладонь горсть таблеток и тут же их проглотила. Потом, уронив следом и пузырек, откинулась на кресле и немного успокоилась.
Вика смотрела в окно на зеленые деревья этого бесконечного лета. Это лето было таким длинным и за это лето произошло столько событий, что их хватило бы наполнить горем жизни многих людей.
И вот приятная истома пробежала по телу. Неудержимый сон приближался — этот вид смерти был, пожалуй, самым простым и безболезненным вариантом. Следом за истомой ее пробила испарина. Глаза девушки закрывались, как вдруг, оглушительная пощечина заставила ее от боли вскрикнуть.
— Ты что, совсем одурела?! Ты что надумала?! — кричала на нее мать.
Вика смотрела на ее расплывающееся лицо и слушала ее уходящий вдаль голос, пока не отключилась совсем.
Залитая солнцем деревенская улица и пруд напротив дома манили маленькую Вику к себе. Она сидела у окна за столом накрытым клеенкой, на которую то и дело садились мухи, и хмурила брови.
— Мам, ну можно я пойду, погуляю, — ей почему-то казалось, что она тут уже сидела много раз.
— Нет, дочка, сейчас блины уже будут готовы. Давай иди, мой руки! — сказала задорно мама и вылила на шкварчащую сковороду очередную порцию блинного теста.
— Ну-у-у! Я не хочу блины-ы-ы, — захныкала маленькая Вика и надула губы. — Можно я пойду гулять?
— Как же ты пойдешь? Ты же ходить не можешь! — сказала мама.