Обратная связь

Последний раз он видел Гиффорда четыре дня назад, и тогда тот был верен сенатору, как любой из роботов. Потому что психологически Гиффорд ничем и не отличался от робота. Для снятия эффекта психовнушения требовалось шесть недель интенсивной терапии. Тех же результатов можно было добиться и быстрее, но человек при этом превращался в инвалида. Снять психовнушение за четыре дня считалось невозможным.

Если сенатор Роули не сомневался в том, что я — Гиффорд, если он верил в психовнушение, волноваться мне было не о чем.

Я взглянул на часы. Двадцать два пятьдесят. Час назад я покинул кабинет Директора. Махолет пересек часовой пояс, соответственно переместились и стрелки часов.

Лифт спускался подозрительно медленно. Я с трудом ощущал его движение. Роботы тщательно проверяли меня.

Наконец, двери кабины разошлись, и я оказался в гостиной, лицом к лицу с сенатором Энтони Роули.

Фильтры, встроенные в видеофон, заметно омолаживали его. Сглаживали морщины, густой сеткой покрывающие лицо, добавляли румянца серым щекам, убирали желтизну белков глаз. Короче говоря, на экране видеофона Роули выглядел лет на двести моложе.

Сенатор протянул руку.

— Дай мне брифкейс, Гиффорд.

— Пожалуйста, сэр, — передавая брифкейс, я бросил взгляд на циферблат. Двадцать два пятьдесят пять. Почти пятьдесят шесть.

Еще четыре минуты.

— Садись, Гиффорд, — сенатор указал на стул. Я сел, а он углубился в секретные документы.

О, они действительно были секретными, но едва ли могли принести пользу сенатору. Жить ему осталось меньше четырех минут.

Он читал, не обращая на меня внимания. Да и зачем ему следить за Гиффордом. Если б один из бесчисленных датчиков упрятанного в подвале электронного мозга уловил в поведении Гиффорда что-то угрожающее, любая попытка покушения на жизнь сенатора была бы пресечена в самом зародыше.

Это не составляло тайны ни для меня, ни для Роули.

Двадцать два пятьдесят семь.

Сенатор нахмурился.

— Это все, Гиффорд?

— Абсолютной уверенности у меня нет. Но смею утверждать, что до более детальной информации добраться очень трудно. Настолько трудно, что даже правительство не сможет получить ее вовремя, если захочет использовать эти подробности против вас.

— М-м-м-м-м.

Двадцать два пятьдесят восемь.

— Вот и хорошо. Не пройдет и года, как власть будет в наших руках, Гиффорд.

— Я рад, сэр.

Гиффорд, после глубокого психовнушения, не мог ответить иначе.

Двадцать два пятьдесят девять.

Сенатор молча улыбался. Я ждал, надеясь, что период темноты не затянется надолго, но и не будет слишком коротким. Не делая попытки выхватить нарукавный пистолет, я внутренне готовился к решающему мигу.

Двадцать три ноль-ноль.

Погас свет и тут же вспыхнул вновь. Прежде чем я выстрелил сенатору в сердце, на его лице успели отразиться удивление и испуг.

Я не терял ни секунды. Авария на линии электропередач от Большого северо-западного реактора погрузила во тьму обширный район, но сенатор заранее подготовился к подобным неожиданностям, установив под Охотничьим домиком автономный реактор, включающийся, когда Большой северо-западный выходил из строя.

Но отключение энергии действовало на электронный мозг точно так же, как на человека удар дубинкой по голове: ему требовалось время, чтобы прийти в себя. Этот короткий промежуток позволил мне убить Роули и, если я окажусь достаточно проворным, даст возможность прорваться сквозь оборонительные редуты Охотничьего домика.

Я метнулся к двери и едва не врезался в нее, но вовремя вспомнил, что открывать ее надо самому. Из особняка я выбрался без помех. Электронный мозг пребывал в оцепенении.

Роули посчитал себя большим умником, приняв решение построить суперкомпьютер и возложив на него защиту Охотничьего домика, вместо того чтобы использовать несколько более простых устройств, каждое из которых отвечало бы за что-то одно. В чем-то он был прав: Охотничий домик мог обороняться как единый механизм.

Но умер Роули именно потому, что стремился к сложности: чем проще электронный мозг, тем быстрее он приходит в себя.

Наружная дверь открылась легко — электрические замки бездействовали. Меня все еще окружали стены, ближайшие ворота находились в полумиле от особняка, но я не особо печалился. Мне они были ни к чему. В облаках кружил ожидающий меня мощный махолет. Я слышал мягкое жужжание моторов, нарастающее с каждой секундой.

Махолет снижался по крутой спирали.

Бах!

Я вздрогнул. Махолет исчез в желто-оранжевом пламени. А несколько мгновений спустя ветерок разогнал оставшееся от него облачко темного дыма.

Защитные сооружения Охотничьего домика начали оживать.

Я бросился к гаражу, резонно рассудив, что без приказа электронный мозг не станет сшибать махолеты сенатора.

Распахнув ворота, я заглянул вовнутрь. Только грузовики и лимузины. Махолеты находились на крыше.

Выбора у меня не было.