В Прибалтике настала тёплая европейская осень, с моросящими дождями и неспешным увяданием природы. Чтобы разрядить накалившуюся в Королевце обстановку, когда пять тысяч молодых крепких парней буквально поедали глазами три тысячи польских пленных девушек, Пётр отправлял один за другим конные и пешие отряды во все стороны немаленькой, как оказалось, страны. Владения магаданцев раскинулись от Вислы на западе до речки Гауи на востоке, почти на пятьсот километров. Для Европы средняя страна, вполне способная просуществовать несколько десятилетий как минимум. С целью скорейшей ассимиляции аборигенов, всяких пруссов, латышей и прочих финно-угоров, магаданские военные команды проводили принудительную мобилизацию молодых парней. Призыву подлежали все холостые парни старше восемнадцати лет, не менее одного человека от десяти дворов.
При этом зачитывался указ, что призываются парни на службу на полгода до мая месяца, при условии добросовестной службы в середине мая все вернутся обратно, по домам. Те, кто опозорит свой хутор и свой род, будет служить плохо, останутся служить до будущей осени. Были, конечно, попытки бунта, которые подавляли жёстко, с мобилизацией всех бунтарей, независимо от возраста и пола. Многие убегали в леса, таких беглецов искать не пытались. Основной задачей мобилизационных отрядов была картография, чёткое обозначение границ новоиспечённого государства. Пока эти границы существовали лишь на бумаге, отряды магаданских стрелков доводили эти границы до сведения селян. Чтобы те знали, кому жаловаться в случае обиды от чужих господ, либо из чужой страны.
Местные феодалы приводились к присяге, приглашались в Королевец к Рождеству, пока католическому Рождеству. Мобилизация же молодёжи преследовала две задачи, первая – лишить мобилизационного ресурса польского короля, метавшегося по остаткам Речи Посполитой, как заяц, в поисках убежища и помощи. Вторая – обучение аборигенов русскому языку и владению оружием, оба навыка пригодятся в любом случае. Да и морально-психологическая агитация молодёжи имела большое значение. Агитационным мероприятиям все магаданцы придавали огромное значение, выходцы из лживого двадцать первого века, как никто в шестнадцатом столетии, понимали важность и силу правильной агитации.
Как жалел Головлёв об отсутствии Елены Александровны, с её железной хваткой и продуманной дисциплиной. Во время переговоров с Мурманском он прилагал все усилия, чтобы вызвать бывшего завуча в Прибалтику. И в очередной раз, совпавший с наступлением полярной ночи, Елена Александровна согласилась перебраться в Королевец. С первым же караваном из Мурманска, благо порт, хотя и находился за Полярным кругом, не замерзал зимой. В ожидании прибытия помощницы, а, вернее, начальницы, наместник Западного Магадана, как договорились обозначить должность Петра, активизировал строительство казарм и дома для Елены Александровны. Такого, чтобы каждый понял, кто в городе самый главный.
К ноябрю 1576 года от капитанов пиратской флотилии, которой были приданы две рации, начали поступать первые приятные новости. Флотилия курсировала южнее Британских островов, где захватила четыре корабля под английскими флагами. Два оказались почти пустыми, один вёз груз сахарного тростника из Вест-Индии, а четвёртый трофей порадовал всех. В трюме корабля обнаружились мешки с какао, две тонны золота в слитках и восемь тонн серебра в слитках же. Выжившие после абордажа матросы рассказали, что сами ограбили три испанских судна в Вест-Индии. Все четыре приза под конвоем одного капера отправили в Королевец.
На волне радостных новостей Пётр связался по радио с Валентином, предложив ему выпросить у царя или патриарха десятка три православных священников, для активной миссионерской работы в Западном Магадане. Тех двух православных попов, что чудом сохранились в Королевце, хватало лишь на крестины да венчание. А паства православная заметно выросла, из пяти тысяч магаданских солдат добрая половина приняла православие. К этому же начинали склоняться протестантские и католические торговцы, мечтая о семилетнем оффшоре. Тогда же, в начале декабря, наместник отправил нескольких прусских дворян, желавших непременно выслужиться перед новым сильным и богатым сюзереном, в три посольства.