Дальше последовали ответные меры. Когда об этой германской акции стало известно в Канаде, канадские власти распорядились заковать в наручники около пятидесяти немецких офицеров. Весь лагерь поднялся на дыбы, а мы забаррикадировались в своих бараках и никак не реагировали на требования коменданта лагеря сдаться. Тогда комендант вызвал солдат. Мы защищались хоккейными клюшками, ножками стульев, сковородками и всем остальным, что подворачивалось под руку. Для нас снова началась война. К счастью, несмотря на то, что несколько человек было ранено, обошлось без жертв. Сообразительные солдаты неприятеля выбили окна и направили на нас пожарные шланги. К счастью, комендант лагеря был достаточно благоразумен, чтобы не использовать огнестрельное оружие. Эту битву мы проиграли, и некоторые офицеры были должным образом закованы в наручники.
Впрочем, ненадолго. Полчаса спустя все наручники были перепилены. Когда канадцы заметили это, они принесли новые наручники, которые постигла та же судьба. Затем прибыла партия сверхпрочных наручников, но оказалось, что их легко открыть с помощью импровизированного ключа, и офицеры освободились уже через несколько минут. Я подозреваю, что комендант был прекрасно осведомлен о происходящем, но предпочел не вмешиваться. Все происходящее ему нравилось не больше, чем нам, поэтому постепенно об инциденте забыли.
Однако у нашей «битвы» был еще и эпилог. Молодые канадские солдаты, которых прислали, чтобы подавить наше сопротивление, решили обзавестись сувенирами на память о своей победе. Часы, авторучки, медали и другие портативные вещицы исчезали из наших бараков в огромном количестве. Мы подали жалобу, и из Оттавы в лагерь прибыла комиссия. Мы составили список пропавших вещей и через несколько дней получили назад большую часть своих ценностей.
Это был один из самых приятных эпизодов, связанных с нашим лагерем. Были и другие, в том числе и неприятные, порожденные злобой и мелочностью. Думаю, нет необходимости воскрешать их сейчас в памяти.
Глава 18
ЛЮБОВЬ ЗА КОЛЮЧЕЙ ПРОВОЛОКОЙ
В целом мы не могли пожаловаться на лагерь в Боуманвиле. Пища – во многом благодаря ферме, на которой мы управлялись сами, – была очень хорошей, да и время свое мы проводили с пользой. Во-первых, мы смогли организовать что-то вроде университета. Наши усилия в этом направлении были поддержаны университетом Торонто, который присылал нам профессоров для чтения лекций. Дважды в неделю у нас проходили киносеансы. У нас был собственный симфонический оркестр и много возможностей для занятий спортом. В лагере был даже свой небольшой драматический театр. Мы выпускали лагерную газету. Фактически нам для полного счастья не хватало только одного – свободы.
Впрочем, изредка нам удавалось почувствовать ее вкус. Раз в неделю нам под честное слово позволяли покидать лагерь. Мы должны были обещать, что не станем использовать эту привилегию для побега или его подготовки. К сожалению, такие прогулки могли совершаться только в группах и под конвоем, который должен был следить за тем, чтобы мы не контактировали с местным населением. Сам Боуманвиль во время таких прогулок мы обходили стороной. Иногда мы ходили на озеро купаться и по пути пересекали шоссе Торонто – Оттава, по которому то и дело проносились машины. Они символизировали мир веселых, беззаботных людей, из которого нас временно исключили.
Порой мы видели прекрасно одетых, привлекательных женщин, и это зрелище нарушало наше душевное равновесие. Естественно, мысли о женщинах часто посещали нас, но мы прилагали все усилия, чтобы отогнать их прочь. Проще было делать это вообще не видя женщин, и именно по этой причине я, в конце концов, отказался от таких прогулок. Они лишь вносили бесполезное волнение в наше почти монастырское существование. Кроме того, когда я возвращался с прогулки и ворота лагеря с грохотом захлопывались за мной, я снова осознавал, что вернулся в тюрьму, и чувствовал себя еще более подавленным, чем прежде.