Обратный отсчет

– Ну, над нравственностью сейчас принято смеяться, – оборвала его мать. – Это просто очень нечистоплотно и не похоже на тебя. Стало быть, Люда ничего для тебя не значила? А выглядело все так, будто ты ее любишь. Может, ты и меня так же любишь?

– Я очень прошу тебя остаться!

– А я прошу тебя уехать со мной!

– Все, хватит.

Женщина развернулась и торопливо пошла прочь. Дима сделал было несколько шагов за нею, все еще не в силах поверить, что они расстаются вот так, почти врагами, и остановился. Фигуру матери затушевали синие сумерки, и через секунду она исчезла. Слышался только стук ее каблуков, потом женщина свернула за угол, и Дима уже ничего не различал.

«Прихоть, ревность, нервы, – он все еще смотрел в темноту, будто поджидая ее возвращения. – Бежать за ней? Она настроена не так, чтобы сдаться. Возненавидела Марфу… Она впервые критикует мою подружку, а ведь знала всех. Не могу же я за ней бегать – она не права, это обыкновенное самодурство. До дома доберется спокойно, еще не так поздно… Уехать и бросить здесь Елену Ивановну – очень хорошо, прежде всего по отношению к той же Люде! Завтра она раскается и позвонит сама. Вот нарочно не буду звонить первым – пусть подумает!»

Он все еще сердился и, стоя у открытой калитки, подбирал запоздалые аргументы для спора с матерью, когда вдали, у станции, раздался шум подходящего поезда. Минута тишины – и снова стук набирающих скорость колес. Он взглянул на часы – мать должна была успеть на эту электричку. Дима потянул на себя калитку, чтобы запереть, и вдруг замер. По спине прополз неприятный холодный червячок – прямо по позвоночнику, словно страх, о котором говорила мать, каким-то образом передался сыну. У него появилось четкое ощущение чьего-то взгляда – пристального и тяжелого. Кто-то или что-то смотрело на него из темного сада, и оно было бесшумным, но очень ощутимым и недобрым. Дима медленно обернулся, стараясь не выдать страха, и в то же время понимая, что этот страх абсурден. В саду никого не было – стемнело еще не настолько, чтобы он не мог рассмотреть небольшого участка. Только в освещенном окне кухни виднелся застывший женский силуэт – это ждала его Марфа.

Глава 12

– И не просите! – Гадалка едва не прищемила пухлые пальцы, пытаясь захлопнуть дверь перед носом у незваной посетительницы. – Что за манера врываться – спозаранку, без предупреждения! Тут не пожарная часть, а у вас не горит!

– Извините, я так спешила, действительно, надо было позвонить… Но я ночь не спала, ничего не соображаю… Пожалуйста, погадайте еще разок – мне так нужно!

– Я вам уже все сказала насчет вашей Люды!

– Но позвольте, я по другому вопросу! – воскликнула Татьяна, с трудом удерживая дверь за ручку. Этот нелепый поединок был ей явно не по силам – после бессонной ночи она чувствовала себя разбитой и больной.

– Я не буду вам больше гадать! – Дверь постепенно закрывалась, и Татьяна, отчаявшись, выкрикнула первое, что пришло на ум:

– Я боюсь уже не за нее, а за сына!

Наступила тишина – Нина явно обдумывала услышанное. Затем Татьяна почувствовала, что дверь больше не держат. Она потянула ее на себя и робко вошла в темноватую прихожую. Гадалка стояла перед ней, уперев руки в полные бока, и мрачно посматривала исподлобья. В глубине квартиры слышались голоса – мужской и детский, звуки включенного телевизора, на кухне в раковине шумела льющаяся вода, и пахло чем-то жареным и жирным. «Для полной интимности не хватает только развешанных на веревке трусов», – брезгливо подумала Татьяна, снова отмечая про себя неряшливость хозяйки и ее квартиры.

– Я очень жалею, что связалась с вами. – Нина достала из кармана халата половинку толстой сигары, высекла длинное пламя из зажигалки и раскурила ее, выпустив облако крепкого душистого дыма. – Ваше дело мне на нервы действует. Запомните – я не только гадать не буду, но и от вас ничего слышать не желаю. Вы говорите, у вас теперь другое дело?

– Оно касается Дмитрия, моего сына.

– Надеюсь, он-то не пропал? – Нина поманила ее в глубь коридора и открыла дверь в маленькую захламленную комнатку – метров восемь, не больше. Татьяна увидела разложенное кресло-кровать со скомканным бельем, старый шкаф с перекосившейся дверцей, пыльное до невозможности пианино с поднятой крышкой, на клавиатуре которого валялось такое же пыльное серое вязание. Нина, войдя в комнату первой, взяла вязаную тряпку и смахнула пыль с крутящегося табурета.

– Садитесь сюда. В доме плюнуть некуда, вся семья в сборе, да еще мужнина сестра из Воронежа приехала, а к старшему сыну друзья пришли. В такие дни хоть на лестнице людей принимай…

– Вам бы снять квартиру для работы, – посоветовала Татьяна, осторожно присаживаясь на хлипкий табурет.

– Ну, я не такие деньги зарабатываю, – заметила та, грузно опускаясь на край кресла-кровати. – Да и в практике разборчива, знаете ли. Другие берут все подряд, и даже сами подкидывают идеи – на кого, на что еще погадать. Без них бы клиенту в голову не стукнуло…

– Да уж, – поежилась Татьяна. – Вы прямо альтруист от своей профессии!