Обратный отсчет

Смутных времен и польского нашествия стареющая чета Постниковых счастливо не застала – княгиня мирно скончалась в своем дому, на своей постели, в последний год правления Годунова, и муж ненадолго пережил ее. Схоронив родителей, князь Никита с женой и детьми покинул заброшенную слободу, удалившись в глухое вотчинное владенье, и с этих пор боярские роды Постниковых и Фуниковых-Курцовых навсегда исчезли со страниц придворных русских хроник. В царствование Романовых о них уже нигде не упоминалось.

Эпилог

Двое мужчин столкнулись на крыльце травматологического отделения, попытавшись одновременно войти в дверь, и поначалу извинились, не узнав друг друга. Дима опомнился первым:

– Вы?!

– Ох, боже мой, как я не… – растерялся Шурик и неожиданно протянул руку: – Рад снова видеть! А мы рано, да? Еще не пускают. Так строго – минута в минуту… Я не рассчитал времени, трудно… Такие пробки на дорогах, из Москвы выехал на рассвете!

Руку Дима пожал, но поддерживать разговор стремления не проявил, зато Шурик, вероятно от волнения, тараторил за двоих.

– Она сама мне позвонила и сказала, что хочет видеть. И время назначила – с четырех до шести. Вам тоже? Что вы обо всем этом думаете?

– Ничего, – честно ответил Дима. Лицо у его собеседника вытянулось.

– Я понимаю, вам нелегко, – заговорил он уже медленнее, осторожно посматривая на Димино неприветливое лицо. – Вы и по телефону тогда мне сообщили все в общих чертах… Подробности я уже от ее мамы узнал. Столько лет не слышал ее голоса… И честно говоря, еще столько бы рад не слышать!

Дима только кивнул. Шурик узнал о трагедии своей бывшей супруги две недели назад, позвонив на квартиру Марфы. Ему посчастливилось нарваться на Диму – тот как раз приехал с коллегой по работе, согласившимся помочь с переездом. Марфа на полдня демонстративно покинула квартиру, ядовито выразив надежду найти все свои вещи на местах. С Димой она не обменялась ни словом, ни взглядом, даже не спросила, как продвигаются раскопки. У нее был замкнутый, напряженный вид человека, ставшего объектом внимания со стороны закона и в любой момент готового отразить внешнюю атаку. Уходя, она говорила по телефону со своим адвокатом. Судя по кратким репликам, дела ее не радовали.

– И что теперь?.. Да кто они такие?!. Я довела их до самой общаги, а не просто показала, куда идти! Они врут! У них вообще, паспорта есть?! Свидетели!..

В голосе Марфы звучали истерические нотки.

– Вы уже видели Люду? – Шурик чувствовал себя все более неловко, тем более что не знал, куда приткнуть объемистый пакет и столь же объемистый букет, составленный из розовых и белых гладиолусов. Диме показалось, что за короткое время, прошедшее со дня их последней встречи, тот отрастил изрядное пивное брюшко, но загадка разрешилась, когда «брюшко» неожиданно тявкнуло – вопросительно и несмело. Шурик засуетился, пристроил пакет на ступеньке, букет – на пакете и, расстегнув «молнию» на куртке, явил миру смешную мордочку крохотного пони с черной гривкой.

– Я не мог оставить собаку в машине, она бы выла! – объяснил он, с нежностью почесывая за ушами свою любимицу. Та зажмурилась и от наслаждения высунула длинный бледно-розовый язык. Дима невольно улыбнулся, а Шурик обрадовался:

– Правда, Пиньчай забавная? Я подумал, что Люде грустно в больнице, пусть посмеется…

Он хотел прибавить что-то еще, но в этот момент послышался лязг отодвигаемого изнутри засова на дверях отделения. Начинался час посещений.

«Час расплаты, – подумал Дима, переступая порог. – Зачем она меня позвала? Зачем… С Шуриком?» Смущало его и то, что он шел с пустыми руками, не имея при себе ничего, кроме подарка, переданного матерью. Она буквально настояла на том, чтобы сын, отправляясь на свидание с Людой, взял упаковку с бельем «Felina», купленным для нее еще месяц назад и так и не переданным до сих пор. «Зачем оно ей в больнице? – отбивался было сын. – И потом, неужели ты думаешь, что это заменит мне оправдания?» Но та настояла на своем, выдвинув неотразимый аргумент в пользу своего подарка. «Ты мужчина, и этого тебе не понять! – решительно сказала она. – Именно сейчас Люде нужно чувствовать себя женщиной, и женщиной красивой! И подарок это – мой, а что касается оправданий… Жизнь умнее нас». Последние слова он не совсем понял, но упаковку, заботливо украшенную матерью подарочным голубым бантом, все-таки взял.

Люда лежала в палате на двух человек, но ее соседка, увидев посетителей, деликатно взяла костыли и удалилась курить в туалет. Мужчины смущенно приблизились к постели.