Мы говорили об Африке, пока Дека стряпала нечто вонявшее дымом из выхлопной трубы Пегой. Марии вздыхала при каждом упоминании о церемониях и ритуалах, о ночах под звездами с обвившимися вокруг деревьев змеями, о носорогах, рыщущих в поисках пропитания; лопоухих слонах, которые знают, что превратились теперь в современных рабов, поджидая корабли Ф.Т. Барнума,
[33]которые увезут их к другим берегам; о махинациях на алмазных жилах, откуда поддавшийся соблазну маклер предлагает путешественнику добытые камни; о духах буша [34]и зельях, вызывающих галлюцинации; о сексуальных играх с мужчинами, у которых уши падают на плечи; об уроках танцев, расползающихся городских трущобах, о ласковой хватке глобальной экономики. В наказание мы съели нечто несъедобное. Я не стал пить стоявшую передо мной бурду, а Марни с Декой выпили и быстро опьянели, стреляя друг в друга через стол глазами.Наконец Дека сказала:
– Я ложусь спать, а вы делайте что хотите, будто я ничего не знаю. Только не шумите. Никаких воплей, слышите?
Мы в ту же секунду свалились на диван, но Марни скоро заснула, ворочаясь и брыкаясь. Мать ее из другой комнаты словно подавала сигнал тревоги перед землетрясением. В квартире стоял гул, издаваемый на взлете «Боингом-747». Я думал о многом, особенно о том, что правильно сделал, не переспав с Марни. Подобные ситуации отчасти и составляют проблему. Не знаю, что их порождает – инстинкт, обратный самосохранению или стремлению Джонни Яблочное Семечко
[35]населить мир бродягами. Знаю, я слишком беспечен, никогда не предохраняясь при всех бушующих в мире болезнях, не говоря уж о том, что моя рыбка-брассистка так и стремится нырнуть в женскую форму в надежде распространить на свете новые незнакомые формы жизни. Что за дьявольское потомство я породил бы – разноцветных зебр, которые бегают сразу в восемь сторон? Жирафов, потягивающих из бассейнов спиртное, открыто приманивая сочувственных женщин? Разве можно не задумываться о последствиях, попросту реагировать, тащась, топая и приплясывая, скача, как осел, от одного дурацкого приключения к другому? Неужели я никогда не пойду по прямой, вечно буду петлять зигзагами вроде обкурившегося обалдуя, вечно ввязываясь в неправедную войну. «Дурачок, не Корея – Вьетнам!» В любом случае, в ту войну, которая уже кончилась, проиграна, описана в учебниках истории.Отец? Мать? Где они, чтоб объяснили мое появление на свет? Почему меня подбросили на колени психопатки, которая не знает полного набора эвфемизмов, обозначающих гениталии? Куда они отправились? Где они – глубоко в джунглях, забравшись туда сквозь лазурные мечтания Джозефа Конрада? Или трудятся в Уолмарте, покупая по большим праздникам пиццу? Думают ли когда-нибудь, что со мной стало? Или я превратился для них в смутную стершуюся штриховку на земной гравюре?
На эти вопросы я ищу ответы, или они побочные? Не для того ль я пустился на поиски, пересматривая историю своей сексуальной жизни, чтобы прорвать дыры в ткани своей биографии, куда хлынет свет? Вдруг он так ослепит меня, что я выйду из тела в некую воздушную сферу, стану атомами и протонами, оставив за собой только следы в пыли, заметные на солнце лишь под определенным косым углом?
– Дурной ты мой, – пробормотала Марни. – Удалый малый. М-м-м-м. Ладно. Не возражаю. – Она лягнула меня в бедро, заплясала дьявольский чарльстон, заскакала, запрыгала. – Полегче на поворотах… ух… девочка, мальчик… Мага машанини. Видно, Дека тебя замучила. Высосала и выбросила. Вот тебе Камасутра.
Она засмеялась безумным, лишенным всякого притворства смехом, свойственным людям, которые говорят во сне, саркастически забормотала, распаленная подсказками подсознания. Я не мог расшифровать этот лепет. Может быть, она тоже только что вернулась из Африки, сполна впитав птичий язык и напившись зелья.
Я перелег на пол и ненадолго заснул, стараясь получить откровение. Но сон напоминал рвущуюся кинопленку, мелькал, дрожал, останавливался, начинался, пока не сорвался с катушки. Я трижды просыпался, бежал в туалет. Завтра буду на грани галлюцинаций от недосыпания, мир раздуется от непереваренных быстрых снов. Я пару раз принимал ЛСД, который не рекомендуется алкоголикам. Мы предпочитаем ватные одеяла и легкие сны утыканным гвоздями ложам и практике йоги. Но когда я долго не мог заснуть, наркотик ввинчивался в мозги и выпускал сны на волю.
Минул не один час, прежде чем Марни проснулась. Один спит, как заколдованный, другой бодрствует, как проклятый, а потом они вместе проводят дальнейшее время так, словно в их восприятии нет никакой разницы. Почему один стоит на автобусной остановке, другой проплывает мимо в «кадиллаке» и на пересечении их точек зрения время и пространство не рушатся от полного несовпадения?
– Мне бы лучше убраться отсюда, – сказал я, – пока твоя мать не проснулась.
– Она во сне просматривает «Нэшнл джиографик».
[36]Долго еще не управится.– Надо поскорее продать кулон. Я должен ехать. Конец уже близок. Если, конечно, не ты прислала письмо.